Против обыкновения в теплице стоял холод. Не мороз, но значительно прохладнее, чем снаружи. Хорошо, что предстояло сделать лишь пару срезов. Я поежилась и, не мешкая, выбрала два самых высоких и крупных цветка — как было указано в дневнике. Срезала один. Когда же потянулась ко второму, вдруг ощутила такой прилив безысходности, что даже дышать стало трудно. Почему-то вспомнилась бабушка, ее странная смерть. Особенно остро почувствовалась боль от предательства Андрея и Ани. Я безразлично осмотрела цветы, хмыкнула и задалась вопросом: «Зачем мне вообще все это нужно?». Этот сад, стремления… Разве имеет смысл жить дальше, если на Земле не осталось ни одного родного человека? Любовь, которую я считала путеводной звездой, погасла. Так стоит ли двигаться дальше? Все эти метания… Мелочные переживания… Надежды… Может, лучшим выходом было бы оставить этот мир?..
— Виолетта, помощь нужна?
Неожиданный вопрос выдернул сознание из пучины странных размышлений. Я обвела цветы внимательным взглядом. Вот, значит, как? Нет, дорогие, ничего-то у вас не выйдет!
— Я сама, спасибо!
Если уж хватало сил справляться со всеми горестями до сего момента, то и дальше достанет! Но все же я поторопилась, вспомнив, что тетрадь советовала не задерживаться в теплице. Срезала второй цветок и направилась обратно. Но чем меньше оставалось до двери, тем тяжелее было идти. В шаге от выхода воздух вообще загустел и словно превратился в желе, в котором увязало каждое движение. А если бы ни Гавриил, вовремя подхвативший под руку, когда я снова зацепилась за порожек, то падения было бы не миновать.
— Вот ваши цветы. Подойдут? — спросила я, протягивая мужчине две гвоздики с крупными красными бутонами. Состояние бесконечной тоски отступило от пары глотков свежего воздуха.
— Да, вполне.
— Постойте! — в последний миг я успела отвести цветы в сторону. — Наденьте перчатки.
Гавриил улыбнулся:
— Я не боюсь «Смерти», — уверенность в низком голосе привела в замешательство. Я-то до сих пор не избавилась от последствий контакта с «Уродством».
— Но есть четкая инструкция…
— Инструкция на меня не распространяется.
— Ладно, — цветы перекочевали к клиенту. В конце концов, никаких указаний на этот счет от Розалии не поступало. Да и дневник спокойно лежал там, где его оставили, и не думал раскрываться. Лишь только гвоздики покинули мои руки, на душе стало легко, словно гора с плеч свалилась. Ужасный сорт.
Внезапно раздались хлопки (словно раскрылось два больших зонта) и тут же сменились шелестом. Я устремила взгляд на разноцветные кусты, откуда донесся звук. Из-за них вышла пара светловолосых молодых людей, моих ровесников: юноша и девушка. На их лицах сияли широкие открытые улыбки и синие, словно осеннее небо в погожий день, глаза. Оба модно и ярко одетые, юноша — в синем берете. Похоже, это и были мои клиенты и, по всей видимости, та самые французы, о которых как-то упоминала Розалия.
— Bonjour! — какой приятный мелодичный голос у девушки.
— Мадмуазель, — в мгновение ока молодой человек уже целовал в знак приветствия мою руку. Мне оставалось только молиться, чтобы ни один из пальцев или кисть внезапно не выросли.
— Добрый день, — поприветствовала я клиентов, залившись краской.
— Рони, — представилась девушка, поправив белую кожаную перчатку.
— Пьер, — прижал ухоженную руку к груди юноша.
— А меня зовут…
— Фиалка! — хором продолжили французы и звонко рассмеялись. От них шел такой позитив, что утренняя неудача вдруг показалась всего лишь досадным, но забавным приключением. Хотя, надежда, что ни одна из конечностей не изменится в размерах и до отбытия этих удивительно красивых людей, не угасала. Хватит того, что я при Гаврииле уже несколько раз побывала уродиной, каких свет не видывал.
— Да-а-а… — вспомнила я и повернулась к Гавриилу, чтобы представить его новоприбывшим. Однако мужчина как сквозь землю провалился. Никаких признаков, что он вообще только что стоял рядом. Надо же, а я ведь снова его не поблагодарила за спасение. От возникшей грустинки отвлекло восклицание Рони:
— Какие часики! Шарман! Настоящий раритет!
— Спасибо, — я посмотрела на свое запястье. Золотые часики, единственное, что у меня осталось в память от мамы, никогда не подводили и нередко служили главным украшением.
— Как вам работается на новом месте? — Рони и Пьер замерли в ожидании моего ответа. Странно. Им-то какая разница у кого приобретать цветы?
— Очень нравится.
На красивых лицах снова расцвели улыбки. Значит, все-таки разница есть?
— Работа своеобразная, но интересная, — я не лукавила, хотя от издержек в виде оживающих гигантских монстров отказалась бы без сожаления.
— Здорово!
— Ну, пойдемте что ли за цветами? — предложила я.