Сады Адама

Лицо пришельца изменилось. Губы втянулись в ниточку.

– Ну что же… – медленно проговорил он. – Если ты этого хочешь, сучка!

В его пальцах сверкнул маленький кривой кинжал. Он быстро присел, и полоснул лезвием по запястью. Женщина тихо вскрикнула, полковник сжался всем телом, будто это ему нанесли рану. Стоикус открыл чемоданчик, и бережно извлек оттуда огромную черную крысу. У грызуна безвольно свисали маленькие лапки, похожие на детские ноготки, длинный розовый хвост прижат к голому животу.

Поперхнулся и замолк неугомонный принтер. Замерли часы, отсчитывающие мерные секунды. В просторном зале офиса воцарилась тишина. Тяжело, со свистом дышал полковник. Адам Стоикус нежно погладил крысу по холке, и опустил ее на пол. Хищник встал столбиком, маленькие уродливые ручки сложил на розовом безволосом животе. Он морщил блестящий красный нос, седые усы дрожали, пасюк нюхал воздух. Грызун подбежал к женщине. Уткнулся носом в бедро, втянул острый запах, оскалил длинные, выступающие под черной губой резцы. Приблизился к кровоточащей ране, и лизнул кровь. Изо рта выскользнул короткий шершавый язык. За окном мелькнула молния, раздался рокочущий удар грома. И заглушая раскаты грома, отчаянно завизжала Анна…

Лунный свет земли коснется,
В час, когда проснешься ты.
В гулких сводах подземелья,
Черный бархат красоты.

Сладость сладкого похмелья,
Нам подарит темнота.
В ночь, седой земли рожденья,
Станет вечной слепота!

Тронь меня – и я воскресну!
Спать оставишь, я умру.
Я мечтаю о забвении,
Коль тебя с собой возьму…

Роберт уверенно сжимал руль. Машина неслась по Приморскому проспекту, через опущенное стекло свежий сентябрьский ветер ворвался в салон. Время пути от Сестрорецка до Разлива займет четверть часа. Хотя дачный сезон позади, здесь всегда оживленное движение. Однако на выезде из города ему встретилось две единицы бронетехники, и три пустопорожних военных грузовика. Машины мчались в сторону города, будто дезертиры бегут из окружения. Трасса была пустынной, молчали радиостанции. Роберт раздраженно щелкал тумблером переключения радиоволн на вынесенной панели магнитолы. Зловещая тишина, потрескивания встроенных динамиков свидетельствовали, что радио исправно. Мужчина подавил желание связаться с полицейскими Сестрорецка. Не хочется, чтобы служивые приняли бывшего офицера за паникера. Он притормозил у моргающего желтого светофора. Поворот налево – поселок Разлив. На противоположной стороне трассы с незапамятных времен находилась популярная шашлычная. Пару лет назад, он демобилизованный офицер, крепко напился, и малость подпортил интерьер уютного заведения. Сцепился с тремя самоуверенными молодчиками. Хозяева жизни. От судимости его спасло вмешательство полковника. С того случая Роберт не прикасался к алкоголю, но сейчас, глядя на уютные окна шашлычной, вкус ледяной водочки маняще всплыл в памяти. «Боже дай мне разум и душевный покой…» Как говорят на собрании анонимных алкоголиков.

На площади красовался памятник вождю мирового пролетариата. Ильич скорчился над своими записями, на плечи небрежно накинут пиджак. Кумир поколений пригорюнившись сидит в своем шалаше. Идиллическая сцена.

Загудели провода, с протяжным воем промчалась электричка. Мелькали черные окна вагонов, мелкая щебенка летела из под грохочущих колес. Утробный вой затихал за поворотом на Сестрорецк. Так быстро загородные поезда не ходят! Станция «Разлив» является обязательной остановкой на пути следования электрички! Что еще не так?!

– Чума… – вслух проговорил мужчина. В поезде не было пассажиров. Напророчили экстрасенсы конец света в отдельно взятом курортном районе! Что делает взбесившаяся электричка в тридцати километрах от северной столицы?! Роберт передернул плечами, возникло ощущение, что он не один в салоне автомобиля. Он обернулся назад – на потертом кожаном сиденье валялась папка. Мужчина нервно вытер лоб, притормозил возле обочины под запрещающим знаком. Нет, ребята, все не так. Все не так как надо! Улицы Разлива пустынны, ветер гонит по асфальту желтые листья.

Он взял машину отца. Если на корпусе бывалого Ниссана Патрола появиться хоть одна новая ссадина, полковник его съест живьем. После кота и Семена Кушнира, третье почетное место в жизни Свирепого Гарри занимает этот десятилетний джип.