А может быть, все-таки был один неправильный способ. Примерно через месяц после гибели родителей Серджиус ненароком нарушил Заповедь об умеренности. Это произошло из-за того, что Мерфи дал ему почитать одну книжку – не то чтобы квакерскую, нет, хотя в ней и проглядывался типично квакерский интерес к темнокожим народам и их исконным традициям. Книжка называлась “День мертвецов: мексиканские мифы и народные сказания”. Быть может, желая как-то компенсировать некоторую скудость квакерских представлений о загробной жизни, Мерфи вручил несчастному ребенку эту книжку, которая кишела всякими веселыми скелетами, добродушными привидениями и предками-зомби, которых зачастую зря боялись, потому что ничего плохого они не замышляли. Эти живые трупы из мексиканских преданий обладали утешительно люмпенской наружностью и разгуливали по какому-то забавному пыльному миру, не слишком-то отличавшемуся от того мира, где они крестьянствовали или торговали в лавке до того, как оказались в сырой земле. Кроме того, эта книжка как бы напоминала Серджиусу:
Несколько недель Серджиус повсюду таскал с собой эту книжку, будто нового “Фердинанда”. Особенно ему полюбилось сказание о некоем Педро, старший брат которого свалился со стремянки и умер. По просьбе этого старшего брата, над его могилой в землю вкопали какой-то дымоход или говорящую трубу, так чтобы через нее передавать вести из другого мира. И вот Педро стал исправно ходить на кладбище. Он каждый день общался через трубу с покойным братом и беседовал с ним о всяких приземленных, будничных делах: о земляных червях, об урожае, о видах на дождь и о том, как странно вышло с той самой стремянкой, с которой свалился брат. Ее пришлось продать из-за войны, а брату повезло избежать войны благодаря смерти, а теперь вот и самого Педро судьба пощадила, ибо местный закон гласил: семью нельзя лишать обоих сыновей.
Три недели подряд Серджиус приносил с собой ту мексиканскую книжку на воскресные собрания, а однажды, после привычного молчания и пары спонтанных выступлений – учителя и ученика постарше, – он вдруг встал, прокашлялся и прочитал вслух тот рассказ про Педро и могилу его брата. Он как бы хотел сказать этим выступлением:
В первый день, после того как он прочитал этот рассказ молчаливым слушателям, они, в порыве благодарности, чуть не задушили его. Конечно, такой способ поведать о нахлынувшем откровении здесь не принят, но чтобы восьмилетний малыш, да еще оказавшийся в таком непростом положении, вообще сумел это сделать, – что-то неслыханное, браво! Мерфи отвел его в сторонку, пожал ему руку – хотя от него-то, пожалуй, еще можно было этого ожидать, но затем стали подходить почти незнакомые учителя, и даже сам директор, и две школьницы постарше. Словом, Серджиус в одночасье стал чуть ли не звездой – священным образцом идеала, к которому и стремилось такое заведение, как Пендл-Эйкр.
А потому в следующее воскресенье Серджиус снова прочитал тот рассказ.
В этот раз на его чтение откликнулись уже не столь многие и не с таким энтузиазмом. Мерфи просто похлопал его по спине и предложил поупражняться на гитаре. Ну, к чему требовать новых благодарностей? Похоже, Серджиус уже не казался какой-то новинкой или диковинкой, в нем начали видеть постоянное вместилище Света. Рассказ про Педро, прочитанный вслух во второй раз, нисколько не потерял своей глубины, не утратил он ее и за те десятки раз, что Серджиус читал его про себя. Напротив, смысл его как будто расширялся.
Когда Серджиус принялся читать рассказ третье воскресенье подряд, директор пригласил его на небольшую прогулку и дал ему кое-какие дружеские (в смысле – квакерские) советы, порекомендовав “умеренность во всем”.
В тот же день Серджиус зашел к Мерфи – вернуть книжку с мексиканскими мифами.
– Можешь оставить ее себе, Серджиус.
– Она мне больше не нужна.
– Ты уверен?