Сады диссидентов

Неужели никто из этих людей, обмякших от солнца, разлегшихся там и сям на одеялах, ничего не выкрикнет, возмутившись этим избитым лозунгом? Неужели никто снова не прервет его просьбой перейти на идиш? Или говорить по существу, а не надоедать им трескучими фразами партийного вербовщика? Нет, все лежали тихо, будто парализованные его лестью. Впрочем, Роза предполагала, что есть здесь и такие, кто молчит просто из цинизма, как и она. Потому что сейчас, слушая эти приторные излияния, состоявшие сплошь из клише Народного фронта, Роза не просто потеряла ненадолго вспыхнувший в ней интерес к Альберту, но и с удивлением для себя наконец открыла, в чем истинный смысл и цель их сегодняшней поездки сюда. И из-за этого внезапного открытия тот титановый шнур, который Роза ощущала внутри себя, начал сдавливать ей горло, заставляя ее не просто молчать, а мучительно ловить ртом воздух.

Потому что сейчас она осознала, что выступление Альберта на этом помосте – не что иное, как партийная миссия, выполнение полученного партийного задания. Собственно, чему тут удивляться? А Остроу и Самановиц – не просто “экскурсоводы” по ферме, но и партийные агенты Альберта.

И то, что Альберт внезапно загорелся желанием научиться водить – целый месяц старательно упражнялся, налетая на бордюры, чтобы наконец получить права, – выходит, и это тоже он проделывал, выполняя партийное поручение? А значит, если следовать логике, вся затея с переездом сюда тоже была поручением партии. Причем эта идея отнюдь не пришла в голову Альберту несколько дней назад: нет, он знал об этом давно, уже несколько месяцев, просто помалкивал до поры до времени. Сейчас Роза мысленно услышала целую речь, слово в слово, будто кто-то тайком диктовал ей прямо в ухо: “Представь себе городок, где полно несчастных евреев, а вокруг них – злобные люди, которые считают их красными, как будто строить эту симпатичную ферму и фабрику своей мечты – то же самое, что состоять в изменническом союзе с Советами. Представляешь себе их затруднительное положение? Их ужасную слабость? Так почему бы этому городку не обратиться за поддержкой к нашей партии? Почему бы им не принять ту помощь, которая в таком случае потечет к ним из Нью-Йорка и даже из более восточных краев, чем Нью-Йорк? Ведь это – наш шанс принять в КП целый муниципалитет – первый в истории Америки шанс!”

И ни слова из этой речи не стало известно Розе – несмотря на то, что она была якобы рядом с Альбертом в их ячейке!

Все эти частности тонули в общей массе уже знакомой ей информации: она знала, чего ожидает партийная ячейка от своих женщин. Предполагалось, что женщины-коммунистки всегда будут подтверждать и доказывать главный партийный миф, гласивший, что в светлом будущем, к которому устремлены все их помыслы и усилия, все различия и несогласия между мужчиной и женщиной легко разрешатся. А между тем, пока это будущее не наступило, партия, не брезгавшая никакими видами жульничества, самым будничным образом подрывала нежное доверие, царившее в браке между якобы равноправными супругами.

Как будто Альберт вообще способен был хоть на какие-то доверительные отношения! Роза очень в этом сомневалась.

– И вот сегодня, в этот знаменательный день…

Да о чем он, черт побери, толкует? И тут Роза вдруг соотнесла слова Альберта с полотнищами флагов, повисшими над трибуной, с которой он ораторствовал. Она ведь с самого утра видела повсюду эти флаги – они торчали на шестах, яркими пятнами разукрашивали решетки подъездов… Но она воспринимала их просто как надоевшие раздражители, мысленно отмахивалась от них, не вникая в смысл этих декораций. Ну конечно! Сегодня же особенный, знаменательный день. И тут, уже окончательно, сегодняшняя поездка на “Паккарде” предстала в новом свете – и Роза всем своим телом ощутила стыд. Ей стало стыдно и за собственную тупость, и – как следствие – за то, что она невольно приняла участие в бессмысленнейшем из ритуалов.

Сегодня было Четвертое июля.

* * *

Как же тогда получилось, что, вопреки желанию партии, чтобы они поселились в Джерси-Хоумстедз, они в итоге обосновались в Саннисайд-Гарденз?

Партия недооценила Розину силу.

Если ячейка сообщила Розе о своих намерениях лишь с помощью секретного телефона, каким оказался ее муж, то и она сообщит свой ответ при помощи того же самого телефона – и переведет оплату за звонок на имя собеседника. Нет: таков был ее предельно простой ответ, не требовавший никакого советского шифра для расшифровки.