– Ну да. Мы все не очень-то хотели тащить европейцев в нашу программу. Но политики согласились, пришлось идти на компромисс. Никто не получил того, чего по-настоящему хотел, все на полпути. Для политики оно, может, и самое то – но не когда пилотируешь боевые самолеты. Сам знаешь, когда начинается дело, всегда жмешь до упора. Какие уж тут компромиссы. Но хотя тогда я бы ни за что не признался, сейчас скажу откровенно: кое-кто из тех европейцев знал, как оно в небе. А Вера Джексон была лучшей из них. Почти как мы.
– А мы были хороши, уж это я помню, – добавил Кэш.
– Но ты и сейчас в небе, – заметил Луис.
– Не на J-Два. Но да, оно летит, куда направишь, проворное и быстрое. Построено из новых композитов, которые мы сперли у дальних. Легкое и прочное, как паутина. С другой стороны, если без груза, то и не думай взлетать при сильном встречном ветре. И потолок чертовски низкий, всего четыре километра. То есть, когда летишь над горами, нужно ловить восходящие потоки, а если гроза, приходится идти под ней и молиться, чтобы не попасть в вихрь, который прижмет к земле. Но ведь летаешь же.
Кэш допил пиво и швырнул длинногорлую бутылку в мусорную корзину. Бутылка ударилась о край, кувырнулась и залетела внутрь. Кэш улыбнулся. Он пытался расслабиться и думать о визите старого приятеля как о дружеской, ни к чему не обязывающей посиделке, как с ребятами в пабе. Оттянись, плюй на все, поболтай о давно прошедшем. Ничего серьезного. Ничего, способного обернуться против тебя.
– Снабжение – большей частью работа плевая, но иногда попадаешь в переделки, – сказал Кэш. – К примеру, две недели назад я летал в лагерь на передней линии. Он на краю пустыни, выглядит как и все остальные: трейлеры, палатки посреди ничего, акры голой земли, спрыснутые квазиживым полимером, чтобы не унес ветер, посадки деревьев, ирригационные канавы, ловушки для росы… А приземляться надо на подъездную дорогу, потому что нет полосы. Наш корпус мастеров-ломастеров использует крошечные самолеты, потому что они сядут где угодно. В общем, ветер в кои-то веки подул в пустыню, я развернулся, чтобы сесть при встречном ветре – тогда и пробежки почти никакой. И вот я кружу в сотне метров над землей, иду к лесополосе и вижу внизу конных ублюдков, будто вылезших из старых добрых времен. А они принимаются палить в меня.
– А, так у вас тут знаменитые бунтовщики? – спросил Луис.
– «Всадники свободы»? Да нет. Они не лезут к нам, мастерам-ломастерам. Мы – просто рабочие руки, вкалываем, как и все остальные, и ради доброго дела: отвоевываем землю у пустыни, снова делаем Техас и все то, что раньше звалось Соединенными Штатами Америки. Нет, всадники с нами не ссорятся.
Кэш вдруг понял, что говорит о том, о чем Говард просил помалкивать, и осекся.
– …В общем, про тех ублюдков: они – простые бандиты, – заключил Кэш. – Я и не понял, что это они делают, пока пуля не пробила боковое окно и не прошла рядом с головой. Они мне продырявили и правое крыло и так разозлили, что я вернулся и обстрелял выродков. Я ж ношу пистолет на случай, если придется садиться посреди ничего. Я знавал парня, которому пришлось сесть в холмах к югу отсюда. Он летал на конвертоплане вроде твоего. Отказал мотор. Парень решил не сидеть у своей птички и не ждать, пока спасут, пошел пешком – и стал медвежьим обедом.
– Да уж, весело, – заметил Луис. – Восстанавливаешь природу, она восстанавливается и кусает тебя в зад.
– Сомневаюсь, что съеденному было смешно, – сказал Кэш. – В общем, я связался по рации с ребятами в лагере, сообщил, что у них бандиты на периметре, а потом вернулся к ублюдкам. Я шел так низко, что поднял настоящую пыльную бурю, зажал штурвал коленями и выпустил обойму в разбитое окно. Понятно, я знал, что не попаду, но я хотел показать, что дерьма не потерплю. Люди из лагеря тоже начали стрелять, прикончили одного и отогнали остальных.
А убитый оказался мальчишкой лет тринадцати-четырнадцати – зубы обточены, чтобы стали остроконечными, на спине рисунок из рубцов, тату на лице. А на шее – ожерелье из человеческих ушей. Вонял мальчишка, будто хорь.
Кэш вытянул новую бутылку из холодной воды в охладителе. Четвертая. Но, черт возьми, ведь встретился со старым приятелем, не видел его лет шесть-семь. Ведь особый повод.
– Ты все еще крут, – заметил Луис. – Это хорошо.
– На самом деле, глупость – но в тот момент показалось, что так надо.
Эх, как хорошо заходит холодное пиво! Как раз на жару и ветер, выдавливающий влагу из тела.
– Когда я впервые тебя увидел, то подумал, что ты уже сдался, – сказал Луис.
– То есть?
– В смысле в такой одежде…
– Одежда? Ну, мы так все, когда не на службе. АР-Шестьсот шестьдесят девять – команда свободная, – пояснил Кэш.