Сады цветут

Отправившись одной из первых добровольцем на фронт, Нина сразу попадет на передовую, где в последние минуты боя выбежит из окопов из-за контузии и будет расстреляна врагом. Даже на могильном кресте её подпишут как «Нинка Петрова: наша веселая, наша полная жизни.». Шли слухи, будто бы она улыбалась, лежа в могиле.

– А потом за таких кто-то да замуж выйдет, вы представляете? Только вот Юрка хорош собой: умный, в Москве учиться хочет. На инженера, между прочим! Да, Надька, ты не против, если я ему теперь читать стихи буду? – усмехнувшись, сказала Марина Плетнева – дочь школьного директора, славящаяся своим капризным характером.

ПРИМЕЧАНИЕ:

Марина Плетнева проведёт пол войны в Москве, зная о ней только из заметок в газетах, но потом, встретив полковника, почти вдвое старше неё, пойдет с ним на фронт, где в нечеловеческих условиях будет работать телеграфисткой. Повенчается в окопах. Встретив конец войны с ребёнком на руках, но без мужа, подорвавшегося на мине, переедет к родителям в Москву.

– Делай, что душе твоей угодно – он не собачка на поводке. Но, как было у Горького: «Рожденный ползать – летать не может.» – сказала Надежда, из-за чего у других вырвался тихий смешок.

– Твой острый язык, Надька, когда-то тебя погубит. – нервно выдала Марина.

– Девочки, давайте не будем ссориться! Мы, комсомолки, должны друг к другу относиться, как к сестрам! Разве Владимир Ильич завещал нам сеять вражду между друг другом? Позор вам! – выдался грубый голос Светы Румянцевой, свято верующей в коммунистические идеи и в правоту партии. Все предполагают, что всё это у неё от родителей – людей, ещё более верных советским идеям.

ПРИМЕЧАНИЕ:

По року судьбы, родителей Светланы еще до войны признают предателями Родины, а сама Светлана, потерявшая, словно Раскольников из романа Достоевского, веру в правую, казалось, идею, найдет пристанище у власовцев. Дальнейшая её судьба неизвестна, но предсказуема.

А солнце все продолжало светить, да и птицы петь тоже. Им все нипочём: ни гул ребят у озера, ни разрушительная, чудовищная Она, унесшая жизни миллионов невинных душ. Стоит ли их за это презирать? – Нисколько. Во всем виноват только он.

Человек.

Его мысль.

Его слово.

Не стоит разглагольствовать насчет того, насколько действия и слова равносильны по своей разрушительности, ибо они могут оказаться совсем ничтожны по сравнению с мыслью. Человек, уже обремененный какой-либо навязчивой мыслью, проигрывающуюся, словно пластинка – убедить в чём-то обратном сложно. Ни действия, ни слова не смогут его изменить. Но он, до мозга костей убежденный в чём-либо, может отравить той же убежденностью весь мир, ибо пустых голов гораздо больше, нежели обремененных. Великое множество павших духом, но достаточно одного мнимого мессии, чтобы все они безоговорочно поверили, что именно он избавит их от всех тягот. Почему так? – Вечный вопрос.

Пока глупого гложет голод, умного кормит мысль.

"Тот, кто любит цветы,

Тот, естественно, пулям не нравится.

Пули – леди ревнивые.

Стоит ли ждать доброты?

Девятнадцатилетняя Аллисон Краузе,

Ты убита за то, что любила цветы."

Е.А. Евтушенко

ГЛАВА 3

Вечерело. Собравшись у костра, молодежь напевала песни и взахлеб читала стихотворения, иногда перебивая друг друга.

– Послушайте, послушайте вот это!

А Надя с Юрой сидели в стороне, молча переглядываясь с хрустальными звёздами.

Первым заговорил он.

– Надь, как же долго мы всё-таки дружим, не так ли? – сказал парень, медленно ложась на убаюкивающую своей мягкостью траву.

– Да, прилично. Почти всю жизнь.

– А если мы вдруг, скажем, поженимся. Мы года будем считать от нашей свадьбы или от момента нашего знакомства? Тогда, считай, стеклянную свадьбу мы уже обошли!

– Ну ты и шутник, Юрка. Какая свадьба? Нам же учиться ещё… – смеясь, ответила она, медленно отрывая лепестки ромашки.

– А я и не шучу. Окончу институт, ты тоже, да и возьмем и поженимся. Никуда же ты не денешься от меня, не правда ли? Как там писал один поэт:

«До свиданья, друг мой, до свиданья.

Милый мой, ты у меня в груди.

Предназначенное расставанье

Обещает встречу впереди.»

– Ты же не любишь Есенина. Сам говорил, что пишет как-то «погано».

– А я и не люблю Есенина. Люблю его за то, что его любишь ты. Я готов хоть целыми днями читать тебе его, если он тебе так нравится. Да так, что скоро я тебе начну сниться. И Есенин, наверное, тоже… – усмехнувшись, сказал он.

Надя лишь усмехнулась и толкнула его в бок, а после пошла к остальным ребятам, ибо те подозрительно затихли, слушая только одного человека. Как оказалось, то это говорила Рада – девушка гораздо старше, но остававшаяся на повторные года из-за неуспеваемости. Некоторые твердили, что у неё в роду все ведьмы.