— Посмотри, пожалуйста, Балашов, не обошли твоих мыслей?
И как-то Сережа заметил:
— Павел Денисович, обошли.
И Дымент вернул проект на доработку.
Но то, за что боролись Петров, Галимов, Бадыгова и Панкратов, для Сережи не было чужим.
— Как ты думаешь, победят? — спрашивал его Славик.
— Победят, — не задумываясь отвечал он. — У меня на работе большинство «за».
— Я так и знал, — убежденно заключал Славик. — Ты знаешь, Сережа, я как-то в другом свете увидел свою маму; она стала для меня очень дорогая и близкая…
И вдруг заплакал.
— Ты что? Ну Славка!.. Слезокап.
— Я папу вспомнил… — И Славка стыдливо вытер глаза. — Марат совсем плохо помнит папу, а я его хорошо, хорошо помню.
Как-то вечером он подошел к Садые:
— Я рад, мама…
Садыя нагнула его голову с непослушными вихрами и поцеловала.
— Мама, я понял многое. Спасибо, мамочка наша, за все, за твое горькое терпение. Ты у нас славная, милая и гордая. Умеешь постоять за себя, за отца и не обидеть нас… Я так виноват перед тобой, и теперь, когда я понимаю, какое большое дело ты сделала для нас и Родины…
Садыю немного удивила и обрадовала Славкина откровенность: «Да, я была права тогда… мальчик сам прошел через все: Важно только, чтобы он вышел победителем».
Она вспомнила Ксеню; недавно они встретились; поздоровались, совсем чужие и далекие.
— Я разучил новый вальс… — вдруг сказал Славик. — Сыграть?
— Сыграй, мой мальчик.
Музыка всегда заставляла ее думать и мечтать; нет, женщина с детьми не может быть одинока; они наполняют ее душу счастьем материнства. Если у нее не было бы детей, она не смогла бы в жизни идти так твердо и уверенно. Она многое делала ради своих детей, ради их чистого и светлого будущего. В детях частица ее.
— Хороший вальс, Слава, очень трогательный.
— Чайковского.
«Чайковского… Какие у Славика голубые, искренние глаза! Женщина обязательно должна иметь ребенка, иначе жизнь ее будет пустой, неинтересной, а душа зачерствеет. Он стал так похож на отца…»
— Мама. — Неожиданно Славик перестал играть и с волнением, боясь, что она не поймет, сказал: — Окончу школу, сразу не пойду в институт; я пойду в бригаду к дяде Андрюше, на буровую.
— Что ж, если все продумал, то я не против.
— Ты знаешь, у этой бригады своя история. У них на посту погиб настоящий товарищ, Михаил, Тюлькой его все звали. Они взяли слово отомстить за Тюльку трудом. Андрей Петров сказал: «Душа из меня вон, будем, ребята, во всем людьми коммунистическими…» И я верю. Они все учатся. И я буду учиться и, как папа, пойду в нефтяной.
Славка хотел сказать что-то еще, но перебила тетя Даша; она громко ругала слесарей:
— Ишь ты, исправили трубу — и ждут на выпивку, какие нищие. На свое выпьете! — Потом набросилась на Марата: — Что около зеркала день-деньской вертишься? Кошки тебя поцарапали. Ишь ты, красота… с лица воду не пить. Иди в магазин, вот тебе деньги.
Марат молча взял деньги и в дверях уже покачал головой:
— Наша тетя Даша сегодня не с той ноги встала.
— Иди, иди.
Еще раз подумала Садыя: «Что бы я без нее делала?»
…Если это время для Садыи было трудным временем борьбы, то для Славика оно было сложным и решающим. Это было то время, когда его представления о жизни и желания становились более или менее определенными и потом, установившись и созрев однажды, они останутся с ним навсегда…
Последний отъезд матери в Казань он переживал особенно остро. Его бесило, что Марат не понимает многого из того, что он понимал.
— А ты не обращай на него внимания, — подсказывала тетя Даша. — Зачем он тебе?
Садыя приехала ночью. Славик не спал, он слушал, как во сне что-то бормотал братишка, как ворочалась за стенкой на диване тетя Даша, как кот царапал дверь. Он думал о жизни, о том, что важно иметь друга на всю жизнь, с которым можно было бы пройти любую жизненную метель; что до сих пор ни одна девушка не произвела на него никакого впечатления и что ему совсем неинтересно в девчачьей компании. А Марат — девчатник, он стал по вечерам пропадать. Недавно его избили за девчонку, и он долго ходил с синяком под глазом. Ни разу за все время Славик не вспомнил о Ксене: прошло, затуманилось.
Вдруг он услышал громкие шаги на лестнице. Кто-то разговаривал. Звонок. Он вскочил и побежал к двери:
— Мама, наконец-то…
Садыя целовала радостное лицо сына:
— Ты не спишь?
Славик смутился:
— Я знал, что ты приедешь.
Потом поднялись сонный Марат, тетя Даша. Садыя пила чай — чертовски устала. Марат с удовольствием уничтожил конфеты, привезенные матерью, и ушел к себе.
— Ну как, мама?
— До завтра, сынок, я спать хочу.
Целых два дня Славик не видел мать. Ему так хотелось узнать.
Но узнал первым Марат:
— Все в порядке, как по маслу.
57
Панкратова назначили председателем совнархоза. Вот уж который день колесил он в «газике» по предкамским просторам. Спал в машине, закрываясь от комаров мешковиной, и обедал с шофером всухомятку: в газетных свертках хранились колбаса, сыр, хлеб. Иногда заезжали в какую-нибудь деревню, чтобы попить молока. Напившись вдоволь и поставив пустой горшок на стол, Илья Мокеевич тяжело вздыхал:
— Ну вот, и будя. Так, что ли, говорят у вас в деревне?