Сафари

И наконец, Великий Дух научил людей кунг жить вместе. «Если охотник убьет антилопу, он не должен есть ее сам, он обязан позвать других и поделить мясо поровну. Тогда, если охотник в следующий раз не найдет антилопы или будет болен, другие люди дадут ему часть мяса от своей антилопы и он не умрет с голоду. И если женщина найдет в пустыне куст с ягодами, она не должна его утаить, а должна позвать есть ягоды всех. Потому что, когда один помогает другому, легче жить в пустыне, легче охотиться, легче выжить. Помните это, люди кунг, и не деритесь из-за еды, как это делают бабуины. И тогда вы будете настоящими людьми. И тогда вы будете счастливы». Так сказал Великий Дух и поднялся наверх.

Танец под калахарской луной

Цзинчхана было собрался начать новую сказку, но я остановил его.

— Уже поздно, Цзинчхана, а путь предстоит большой, нам пора уезжать.

— Да-да. Но может, гость чем-нибудь недоволен, может быть, он хочет еще что-нибудь посмотреть?

— Спасибо, я всем доволен, Цзинчхана. Жалко только, я не видел бушменских танцев, я много слышал о них.

— Если гость останется у нас еще немного, мы покажем ему свои танцы. — И, не дождавшись ответа, старик подозвал к себе мальчишек и что-то сказал им.

В костер подбросили хворосту, трое юношей поставили прямо у огня обтянутые шкурами барабаны, начав отбивать призывную дробь. Побросав домашние дела и посадив в кожаные заплечные мешки младенцев, пришли женщины. Запаздывали лишь мужчины, занятые, очевидно, подготовкой к танцу.

Вдруг барабаны смолкли и над пустыней разнесся протяжный нежный звук. Это юноши заиграли на гауэингке — небольшом музыкальном инструменте, по форме напоминающем лук. Толпа расступилась, и на образовавшуюся перед костром площадку вышли три охотника. Медленно, пружинистыми движениями, почти не касаясь земли, они крались вокруг костра, держа перед собой натянутые луки. Зрители замерли, как бы боясь помешать охотникам выследить добычу, и только треск костра, бросавшего загадочные блики на людей, нарушал мертвую тишину пустыни. «Это танец охотников и страуса», — шепотом объяснил Дзадцно.

Потом к костру вышли еще трое бушменов, наряженных в шкуры и перья страуса. Их движения настолько точно имитировали повадки птиц, что на первых порах я невольно вздрогнул: уж не присутствую ли я при воплощении в жизнь передаваемых из уст в уста во всей Южной Африке легенд, в которых рассказывается, что бушмены, «знающие язык животных», могут якобы вызывать из болота гиппопотамов или разговаривать с бабуинами. И только шепот Дзадцно, называвшего имена танцующих, вывел меня из мистического настроения.

— Так мы иногда охотимся на страусов, — объяснил он. — Охотник натягивает на себя шкуру и перья и, поддерживая страусиную шею палкой, входит в птичье стадо, выбирает птицу покрупнее и в упор убивает ее из лука или пищали.

Ну уж если ошибаются даже страусы, то мне простительно.

Изгибая шею и прихорашиваясь, топорща перья и подпрыгивая, как это обычно делают самцы страусов в пору любовных игр, танцоры продолжают разыгрывать пантомиму. Охотники же тем временем обошли птиц с другой стороны и, выбрав момент, когда страусы уж слишком увлеклись своим танцем, выпустили в них стрелу. В смертельной агонии, беспомощно хлопая крыльями, на землю упали две птицы, а третья, испустив истошный крик и перепрыгнув через костер, скрылась в темноте.

И тут зрители, хранившие до сих пор полное молчание, тоже сделались действующими лицами. К лежавшим в песке «жертвам» подбежали женщины и начали разделывать туши. Девушки с криками: «Мясо! Много мяса!» — бросились к охотникам, благодаря их за хорошую добычу. Затем последовала сценка приготовления пищи и пиршества. В сущности здесь каждый играл сам себя; любое движение, каждая роль были известны из обыденной жизни.

Когда все «насытились», когда охотники «съели» страусовые глаза («чтобы быть зоркими», — объяснил Дзадцно), начались настоящие танцы. Все сильнее били тамтамы, все быстрее носились вокруг костра мужчины, поднимая вокруг клубы пыли. Сначала женщины лишь хлопали в ладоши, а затем, взявшись за руки, закружились в хороводе. Время от времени одна из местных красавиц выбегала в круг, отплясывала там и возвращалась к подругам. Большинство женщин надели себе на ноги и на руки трещотки из высушенной дыни, в которые насыпаны сухие семена или камни. В такт движениям танцовщиц они издавали таинственные щелкающие звуки, вторящие тамтамам. Танец делался все темпераментнее, людьми все больше овладевал азарт.

Я не стал прерывать общее веселье. Попрощался с предупредительным Дзадцно, обнял Цзинчхану, попросив его после танцев поблагодарить от моего имени всех своих соплеменников.

— Хорошо, я так и сделаю. И пусть гость на память о нас возьмет в свой далекий дом вот это, — сказал вождь, протягивая мне оплетенное тростником страусовое яйцо, в котором хранят воду.