Вечер еще не наступил, когда вояки дошли до кондиции — молодые больше не суетились, а, налакавшись все той же браги, вели себя наравне со старшими. Девок уже не просто лапали, а бесцеремонно растаскивали по темным углам, парня, попробовавшего вырвать из солдатских лап жену или невесту, завалили на землю и долго пинали сапогами. Подворачивающихся под ноги поросят и коз кололи штыками, несколько голосистых собак пристрелили (а заодно и пару кошек). Над деревней стоял женский вой и визг, истошный лай уцелевших псов, гогот пьяных мародеров, жалобные крики искалеченных животных.
На сеновале было скучно, но покинуть его невозможно — повсюду шастают озверевшие солдаты. Амидис чуть ли не сразу начал рваться в бой, уговаривая спутников немедленно перебить всех этих обнаглевших мародеров. Старик его слова проигнорировал, а Ххот разумно предположил, что против девяти винтовок воевать будет нелегко.
Когда двое солдат, проходя мимо сеновала, начали обсуждать перспективу сожжения деревни (местная брага им не понравилась — очень тяжкое преступление), Амидис, уже чуть ли не плача, ухватил старика за рукав:
— Ххот сказал, что вы великий воин! Помогите мне! Они сейчас пьяны и почти неопасны. Тибби парочку возьмет на себя — он очень ловкий и сумеет их придержать, а я успею перебить из лука троих или четверых, пока они очнутся. Вам останутся трое или четверо — хотя бы отвлеките их от меня. Я хорошо обращаюсь с луком — никто не уйдет!
— Я всего лишь мирный учитель, а не воин, — голос старика был тих и безмятежен.
Омр скептически хмыкнул и хотел что-то на это ответить, но его опередил мальчик:
— Учитель — мне кажется, офицер прав. Мы не можем смотреть на это — надо что-то делать.
— Гед — то, что ты видишь, происходит повсюду. По всей нашей стране. Смирись — они теперь здесь хозяева. Для меня сейчас нет ничего важнее твоей жизни — я не могу рисковать ради чужих людей.
— Крестьяне обошлись с нами хорошо — не выдали. Мы должны им помочь, — голос мальчика стал умоляющим.
— Если мы убьем этих солдат, за ними придут другие и деревня пострадает еще больше. Ведь крестьян могут обвинить в гибели этого отряда. Ты уверен, что нам надо вмешаться?
— Да — мы должны вмешаться, — уверенно произнес мальчик. — Эти солдаты вот-вот начнут жечь дома и убивать. Они совсем озверели. Хуже уже не будет.
— Что ж… ты сделал выбор… Ххот — ты хорошо умеешь стрелять из винтовки?
— На таком расстоянии и слепому промахнуться трудно…
— Хорошо — ты стреляй в них через щели в стене. В первую очередь займись теми двумя, что возле костра — они меньше других опьянели. Амидис — когда я начну, выскакивай на улицу, и бей из лука по самым дальним. Лук даже в умелых руках требует простора. Не знаю, на что годится твой раттак — пусть делает что хочет, лишь бы под пули не попал.
— А что будешь делать ты? — нервно уточнил омр.
— Я сейчас выйду отсюда, подойду к солдатам, и начну их убивать, — спокойно произнес старик.
Ххот понимающе кивнул и попросил:
— Смотри только свой посох не поцарапай.
Ганиций Урххат сегодня был почти всем доволен. А это случалось нечасто — сержант стрелкового отделения не имеет право на такое: всегда надо ухитряться к чему-то злобно придираться, иначе молодые солдаты окончательно обленятся и отобьются от рук. Но зачем ему это сейчас надо? Меднозадые — свежее пополнение потрепанных войск коалиции, не подкачали — нажарили свинины и курятины, заставили местных крестьян натаскать сметаны, вареных яиц и овощей, нашли запасы ядреной браги. Девок даже искать не пришлось — в деревне их повсюду хватало. Уродливы, конечно — худые, будто стволы винтовочные, но настоящего солдата даже самкой крокодила не напугать.
В общем, вечерок сегодня намечался веселый. А если откровенно — весело было уже днем. Вот только крестьяне местные скучно себя вели — лица мрачные, взгляды косые, ухмылки злобные. Проклятые темнобожники — к таким и днем страшно спиной поворачиваться: что ж тогда ночью будет? Согнать всех в одну избу и факел под крышу — пусть сволочи испекутся будто репа. И причина для экзекуции наличествует — неподалеку отсюда пару дней назад кто-то напал на ротный патруль. Одного солдата нашли на дереве — кверху ногами болтался и орал как поросенок недорезанный, а второй лежал на тропе, живой, но без сознания. Уши левые у бедолаг кто-то начисто обрезал, оба долго страдали трясучкой, рассказывая дивные истории об огромной крысе, подкараулившей их в кустах с сетью в одной лапе и с дубинкой в другой. А еще у нее острый ножичек имелся — именно им она недотепам уши отхватила. Про крысу конечно враки, но вот одну винтовку кто-то унес, да и гранату не нашли. Это ведь рядом совсем — наверняка деревенские замешаны. Сержанту приказали разобраться с жителями ближайших селений — поискать среди них бандитов, вот он и разберется. Скажет, что сопротивляться начали, или еще что-нибудь соврет — никто его на чистую воду выводить не будет. Кому нужна эта нищая деревушка и ее убогие жители…