Сафари для русских мачо

Ночь, телефонный звонок. Это звонит муж из стройотряда. Он просит встретить его на вокзале, у него будет много вещей. У меня в этот день семинар по дзэн-буддизму. Но я ничего ему не говорю про это и обещаю встретить. Тут же звоню своей матери и объясняю ей ситуацию: мне надо вести семинар, а она могла бы встретить поезд. Однако мои логичные аргументы не доходят до сознания матери. Вместо того, чтобы выслушать меня и помочь, она обрушивает на меня нескончаемые обвинения. Я пытаюсь ей объяснить, что интересы большого числа людей выше частных интересов одного человека, но она меня не слушает. Как назло, она услышала недовольное ворчание Ильи, который проснулся от всех этих полуночных дискуссий. Это не могло не дать ей еще один, сокрушительный, повод для обвинений. В конце концов я сказала, да, я блядь, я плохая дочь, но я твоя дочь, это ты меня сделала такой. И положила трубку, не дав ей произнести даже слова в ответ. Как выяснилось, ночью она даже вызывала «скорую», у нее были проблемы с сердцем.

Таким образом, я довела отрицательные эмоции матери от антагонизма до негодования, а потом и до отчаяния. Мой собственный тон при этом опустился еще ниже, до страха и сочувствия».

«Август, 1994. Я нанесла эмоциональный ущерб семье своего случайного знакомого.

Набережная в Париже. Я замечаю на скамейке Илью. Он сильно постарел за эти годы, растолстел. Он в дорогих очках и хорошем костюме. Я присаживаюсь рядом, пытаюсь установить контакт. Он обеспокоен моим появлением. Я начинаю говорить с ним, вспоминаю наши встречи, какой он был смешной и робкий, все время боялся, что муж вернется. Он отвечает односложно, все время оглядывается. Появляется какая-то толстая дама восточного типа, и он вскакивает ей навстречу. Они уходят, он скомканно прощается со мной. Она ругает его, размахивая руками, кричит по-итальянски.

В результате эмоциональный уровень Ильи опустился до самоуничижения, безнадежности и раскаяния. Его жена сорвалась с положительных тонов до отрицательных, от веселья к негодованию».

Гранцов бегло просмотрел еще несколько страниц. Пока в тексте не встретилось ничего, что помогло бы установить личность автора дневника. Кроме этого, хотелось бы встретить упоминания о тех, кто приказал вести этот дневник.

Он вспомнил, что, когда Регина занималась на курсах в Институте Духовной Реабилитации, ее тоже заставляли записывать свои самые интимные воспоминания и оценивать их по какой-то изощренной методике. «Какой материал для шантажа накапливался у хозяев Института», — подумал он, перелистывая страницы в поисках хоть каких-то имен и фамилий.