Сафари на Жар-птицу

Саша поднял глаза. Рядом с его столиком стояла высокая худощавая женщина. Она была одета во все черное. Но страшно не было, может, потому что из-под черного платка светились чистые светлые глаза.

— Вы Ольга Сергеевна?

— Да. В храме была. Заказывала поминальную по сыну.

Значит, она уже знает! И, видимо, давно, если успела переодеться в траур. Саша взглянул на женщину, ожидая увидеть на ее глазах слезы, но их не было. Женщина была удивительно спокойна.

— Ваш сын — Валерий Малышев? Сожалею, но он погиб.

— Я знаю.

— Откуда? Вам кто-то звонил?

Саша спросил и тут же обругал себя. Ну и дурак же он! Конечно, Ольге Сергеевне должны были звонить из полиции. Она же ближайшая родственница пострадавшего. Следователь выяснил телефон женщины и позвонил ей, наверное, еще вчера.

Но к его удивлению, Ольга Сергеевна отрицательно покачала головой:

— Никто не звонил. Сон мне нынче ночью был. Видела своего Валеру. И такой он печальный был, такой бледный, и таким холодом от него веяло, что я проснулась и сразу поняла, все! Кончено. Пошла в храм, а тут и вы.

— Вы совсем не плачете.

— Все слезы, которые у меня были, я уже при жизни сына выплакала. А теперь… Горько так говорить, Валера мой сын, но столько от него людям горя было, что уж и не знаю, наверное, лучше, что он умер. Расскажите, как он погиб? Его убили?

— Да. И я пытаюсь узнать, кто это сделал.

— Не надо, — покачала головой женщина. — Кто бы это ни сделал, Бог ему судья.

— Нет, так нельзя. Преступник должен быть наказан. А то он снова что-нибудь похожее сделает.

— Вряд ли убийство Валеры можно считать злым делом. Этим поступком преступник избавил множество людей от страданий, которые им причинял мой сын.

— По-вашему получается, ваш сын какое-то чудовище.

— Так оно и было, — спокойно согласилась женщина. — Но теперь это все в прошлом. Внял Господь моим молитвам, усмирил нрав моего сына.

— А мне говорили, что вы во всем выгораживаете и покрываете своего сына.

— Так и было до известного предела. Но после того, как Валера напал на меня и избил, я долго лежала в больнице. Не так болели сломанные ребра и челюсть, как сердце. Раскрылись у меня глаза на то, какое чудовище я вырастила. Поняла я, как жесток может быть мой сын. Все, что про него мне говорили дурного, все правда! Если даже меня — свою мать, от которой ничего, кроме добра и снисхождения, он никогда не видел, он не пожалел, что же говорить про других людей. Страшно мне стало. Жить расхотелось. Но я понимала, моя вина в том, что Валера стал таким, тоже есть, и немалая. Ведь это я его родила, я его воспитала, значит, и ответственность тоже нести предстоит мне. Тогда-то я и пришла к Богу.

— И когда это было?

— Три года назад.

Видимо, ссора Валеры с матерью совпала с пожаром в школе и изгнанием самого Валеры с занимаемой должности.

— И с тех пор вы со своим сыном не виделись?

— Почему же? Виделась.

— Значит, вы в курсе его дел? — обрадовался Саша. — Знаете, с кем ваш сын жил, с кем общался? Кто были его друзья?

— Друзей у Валеры не было, одни жертвы. А вот жил он последнее время с одной очень симпатичной женщиной. Имя у нее было замечательное — Ева.

Саша чуть не подпрыгнул вместе со своим стулом. Ева! Уж не их ли Ева Германовна угодила в лапы садиста Малышева? При известной всем тяге Евы Германовны к негодяям, скорей всего, это была именно она.

— Мне она нравилась. И мне даже одно время стало казаться, что у них с Валерой что-то может получиться. Сын перестал быть таким бешеным, в ее обществе он сделался как-то спокойней, уравновешенней. Но потом он что-то натворил, что именно, я не знаю, но сын сказал, что Ева от него ушла. Квартиру оставила, машину, все, а сама ушла. И с тех пор Валера стал хуже прежнего.

— В каком это смысле?

— Он стал просто опасен для окружающих его людей. Очень уж вспыльчивый стал у него в последнее время характер. Сын всегда был неуравновешенным, легко впадал в гнев, но все же при желании мог держать себя в руках. Правда, желание такое у него появлялось редко. Но все-таки мог. А вот в последние месяцы мне стало казаться, что он бы уже и не смог себя удержать от… чего-то ужасного.

— А что с Евой?

— Так вот, когда Ева от Валеры ушла, он просто взбесился. Кричал, что он это так просто не оставит. Что она еще поплатится за свое предательство. В общем, совершенно обезумел. Я думала, что у него это пройдет, что ненависть пойдет на убыль, но он лишь разжигал ее в своем сердце. Ева тоже виновата. Она ушла и оставила все нажитое у Валеры. И мебель, и технику, и одежду. Все оставила! Даже машину! Даже квартиру свою оставила моему сыну. Вот уж вовсе глупость!

— Чем же вы недовольны? Радоваться нужно. Ваш сын остался при полном параде. Квартира обставлена. Гардероб полон. Машина и та имеется.

— Так ведь не на доброе сын это стал тратить, а на злобу свою. Чтобы следить за Евой, чтобы ее донимать, Валере нужны были деньги, нужна была машина. А вывезла бы Ева все купленные ею вещи, забрала бы у Валеры машину, выставила бы его самого вон, и вопрос бы решился постепенно сам собой.

— Не понимаю.