Сафари под Килиманджаро

Я не видел, что происходило за моей спиной. Помню только, что жираф еще раз прилично шлепнул меня об землю так, что у меня все поплыло перед глазами, а потом мы остановились. Сопровождающий нас джип пришел мне на помощь.

Невозможно представить себе мой вид. От кожаной куртки остались одни клочья, брюки превратились в костюм «а ля Тарзан». В одну ногу мне впился колышек, из другой торчал сук, а спина — сплошные шипы.

— Да, это было прекрасно! — восхищался Эди.

— Действительно, — согласился я.

Моя спина была похожа на ежа, и вообще у меня был вид фронтовика, у ног которого разорвалась граната. Я обработал тело составом из антибиотиков, и мы поспешили в лагерь. Извлечение колючек из тела — это неимоверно трудная работа. Колючка акации — это твердая серебристая игла длиной от двух до пяти сантиметров, которая может проколоть даже шину автомобиля. У Эди были два помощника, которые с утра до вечера занимались только одной работой — клеили камеры и шины.

Теперь Эди вместе со своими помощниками вытягивал колючки из моего тела. Я приготовил им пинцет, чистый спирт и все остальное, необходимое для дезинфицирования. Но спустя два часа я послал к черту всю эту гигиену. Эди вытягивал колючки своим способом, а его помощники с большим удовольствием отправились клеить шины.

— Боже мой, Эди, долго еще это будет продолжаться? — простонал я в полном изнеможении.

— Ой, ой, — замахал ножом Эди. — Это еще только начало.

Колышек и сучок мы вытащили из ног довольно легко. Но эти колючки! Очередную колючку, которую Эди удавалось вытянуть, он торжественно клал на стол и долго в деталях описывал мне ход операции, затем снова принимался за работу. Когда колючек набралось штук тридцать, Эди отложил в сторону нож и глубоко вздохнул. Я сделал то же самое и спросил его: «Все?».

— Нет, бвана, у тебя еще много колючек.

Он описал в воздухе полукруг, что означало — у меня еще целая гора колючек, а потом сказал, что на сегодня хватит. Колючки, которые глубоко вошли в тело, следует так оставить, чтобы рана загноилась, — потом их будет легко вытянуть. Кажется, это самый лучший способ, и он был прав. Черного жирафа я привез в Чехословакию. Он стал, правда, более кротким, но характер — тот же. Я смотрю на него с восхищением и всякий раз думаю: «Ты боролся мужественно. И здорово мне от тебя досталось…».

Бубны над рекой Грик

Мы разбили лагерь на берегу реки Грик, которая была границей между территориями, на которых жили два племени — себеи и карамоджа. Эта речка, как вы увидите из дальнейшего рассказа, была своего рода «линией фронта», которая разделяла два совершенно разных мира. Чтобы набрать рабочих, мы зашли в ближайшую африканскую деревню и в маленьком грязном магазинчике, который ничем не отличался от других хижин, объявили, что нам нужны люди. Уже на следующий день в нашем лагере царило оживление. Пришло огромное количество людей из самых различных племен и из самых отдаленных районов. У меня просто в голове не укладывалось, как эта новость могла так быстро разнестись.

Набор наших будущих помощников я возложил на Эди, с которым познакомился еще во время своей прошлой экспедиции. Брань, спор и яростная торговля продолжались несколько дней, пока нам, наконец, не удалось укомплектовать нашу группу — она состояла из представителей племен себеи, бугисов, суков и кикуйю.

В дальнейшем мне было интересно наблюдать, как отдельные члены племени держались вместе, таким сильным было у них чувство принадлежности к своему племени. Они вместе жили, вместе готовили себе еду. Мелкие конфликты они разрешали между собой сами, как это бывает в больших семьях. Но если дело доходило до серьезного конфликта, то каждый член племени яростно отстаивал своего собрата независимо от того, прав он или нет.

Насколько они преданы своему племени, продемонстрировал мне сам Эди — руководитель наших африканских помощников. Эди был из Кении, из племени кикуйю, его слово в лагере было решающим. За три недели Эди уволил большую часть туземцев, происходящих из племени себеи, а вместо них взял членов своего племени, которые пришли к нему из самой Кении. Он дал им работу оплачиваемую лучше всех и во всем был на их стороне. Я в это вмешиваться не хотел. В нашем лагере, на этом маленьком кусочке территории Уганды, говорили на самых различных языках. Каждое племя имело свой язык. Можете себе представить, что было бы в нашей стране, если бы в каждом районе был совершенно иной язык, иные обычаи и образ жизни. Вот бы было дело! Но в нашем лагере был полный порядок. Африканцы между собой договаривались на языке суахили. В Восточной Африке каждый ребенок свои первые слова говорит на двух языках — на языке своего племени и на суахили. Исключение составляют масаи и карамоджа — они признают только свой язык. А если кто-нибудь из них выучит несколько слов на языке суахили, то это будет такая же редкость, как у нас в стране, например, человек, говорящий по-китайски.