Сафари

Собрав свои пожитки, мы пошли бродить без цели по улицам спящего города и наткнулись на старого, уже знакомого мне раньше, сторожа храма, который за приличный «бакшиш» впустил нас под своды храма, где когда-то, две тысячи лет тому назад, египетский народ молил об освобождении от власти тиранов.

Там царствовала мертвая тишина; малейший шорох гулко разносился под сводчатым потолком, лучи луны падали на изображения, вырезанные в стенах. Боги с головами животных, изображения святых, алтари и сосуды для цветов показывались в лучах луны и опять тонули во мраке. Вдруг из темноты над нами вынырнуло громадное, высеченное из черного гранита, изображение бога с угрожающе поднятой кверху громадной рукой. Малыш испуганно дернул меня за рукав. Его исламская душа не воспринимала каменных богов: их пророк учит, что это колдовство и опасные чары. Я взял его за ругу; он крепко прижался ко мне, и мы покинули храм.

Через две недели после этого мы прибыли в Ассан — прелестный городок, утопающий в зелени. Я был здесь уже однажды, два года тому назад, но теперь эта местность сильно изменилась.

Долина, прилегающая к реке, была почти вся залита водой, маленький остров Пилае с его античными постройками времен Птоломеев тоже самое.

Можно было рукой достать до потолка храма Хатора, хотя в прежние времена высота его равнялась восемнадцати метрам. Сейчас только верхушка башни Изиса виднелась из голубовато-зеленых волн реки, а красивый храм, выстроенный римскими императорами, был совершенно залит водой.

Черные лица нубийцев казались еще темнее под громадными белоснежными тюрбанами. Они молча склонялись над веслами, в то время как наша лодка бесшумно скользила вперед по блестящим волнам Нила. Вдруг я заметил впереди какой-то странный расщепленный шест, похожий на старую метлу, торчащий из воды; на этом шесте сидел черный с белыми крыльями морской орел и немигающим глазом смотрел на вечернее солнце.

— Что это за шесты и для чего они здесь поставлены? — спросил я.

— Поставлены? Аллах захотел, чтобы они были здесь поставлены. Это — верхушки высочайших пальмовых деревьев моей родной деревни: вот эта и вон те три, которые видны дальше. Когда была выстроена большая плотина и шлюзы заперты, то поток постепенно смывал с лица земли нашу деревню. Это шло медленно: пядь за пядью. Мы принуждены были покинуть свои дома, но некоторые не в силах были сделать этого: они продолжали сидеть на крышах своих хижин и с плачем и причитанием смотрели, как вода подымалась все выше, пока не замочила им ноги. Старый Мустафа Най и его жена утонули, потому что стены дома внезапно рухнули под ними.

— А правительство? Неужели оно не уплатило вам за убытки?

— Да, господин. Я получил за свой дом четыре фунта и за каждую из своих четырнадцати пальм по одному фунту, — сказал старик.

Он снова нагнулся над своим веслом, взгляд его был так же непроницаем, как и прежде.

Один фунт, то есть двадцать марок за финиковую пальму. Эта сумма равняется прибыли с одного дерева в урожайный год…

На берегу нас ожидали проводники с ослами; они взялись доставить нас через гранитные копи — единственное место, где в Египте добывался камень, — обратно в город. Я со странным чувством смотрел на работы, начатые несколько тысяч лет тому назад и до сего времени еще не законченные. Перед нами лежала обветренная и изъеденная песками грандиозная статуя бога Озириса, две громадные гробницы, обтесанный в виде куба колоссальный камень, предназначавшийся, вероятно, для алтаря храма. Статуи эти по изготовлении должны были быть доставлены вниз к баркам: десять тысяч согнутых под их тяжестью рабов должны были тащить этих колоссов до реки, где на ее могучие плечи взваливалась эта ноша, и река несла ее дальше до Сильсиная, где статуи снова выгружались и доставлялись дальше, пока не попадали на место своего назначения: то есть в город Мемфис в храм или через подземные ходы и галереи в роскошную усыпальницу фараона. Его тело бальзамировалось и укладывалось в этот драгоценный футляр, который, казалось, блестел от пота рабов, трудившихся над ним тысячелетие! Эти саркофаги служили также для хранения туловищ божественных быков или крокодилов, считавшихся в Египте священными животными.

Да, древние египтяне умели обтесывать камни! Какие каменные громады лежали в долинах Нила! И начиная от этого сердца Нубии до самого берега Средиземного моря, даже в самых отдаленных оазисах пустыни, красуются каменные храмы, развалины храмов и гигантские пирамиды. Скалы, как рамка, окаймляющие пустыню, сплошь изрыты для подземных гробниц и усыпальниц. Голова кружится, когда подумаешь, сколько трудов, сколько сверхчеловеческих усилий отняли эти памятники старины!