Отворив дверь в контору, Жан сейчас же увидел ту, ради которой он сюда пришел: она сидела так, что свет из окна падал прямо на нее, и перелистывала толстую бухгалтерскую книгу, а напротив сидела другая женщина, высокая, элегантная, и держала в руках носовой платок и сумочку, какие бывают у мелких биржевых спекулянток.
– Что вам угодно, сударь?..
Фанни при виде его сперва обомлела, потом вскочила с места и, проходя мимо высокой дамы, шепнула:
– Это мой мальчик…
Дама окинула взглядом Госсена и с той завидной невозмутимостью знатока, которая достигается опытом, громко, не стесняясь, проговорила:
– Поцелуйтесь, дети мои… Я на вас не смотрю.
Она пересела на место Фанни и снова углубилась в цифры.
Жан и Фанни, взявшись за руки, обменялись глупыми фразами:
– Как поживаешь?
– Ничего, спасибо…
– Ты выехал вчера вечером?..
Истинный смысл словам придавали их взволнованные голоса.
Они сели на диван и постепенно справились с волнением.
– Ты не узнал мою хозяйку?.. – шепотом спросила Фанни. – А ведь ты ее видел… на балу у Дешелета, она была в испанском подвенечном уборе… С тех пор новобрачная постарела.
– Так, значит, это…
– Росария Санчес, любовница де Поттера.
Росария, или иначе Роса, имя которой писали пальцами на всех зеркалах в ночных ресторанах с неизменным добавлением какой-нибудь сальности, была когда-то наездницей цирка Ипподром и славилась в мире кутил своим разнузданным цинизмом, изощренностью ругательств и особым шиком, с каким она рассекала воздух хлыстом, – и все это пользовалось бешеным успехом среди клубных завсегдатаев, которыми она правила не хуже, чем лошадьми.
Испанка, уроженка Орана, она была не столько красива, сколько мила, и при соответствующем освещении ее карие глаза и сросшиеся брови могли еще производить впечатление. Но здесь, даже при этом неверном свете, она выглядела не моложе своих пятидесяти лет – возраст был ясно обозначен на ее плоском, грубом лице, на морщинистой коже, желтой, как испанский лимон. С Фанни Легран ее связывала многолетняя дружба; это она выводила Фанни в свет, и одно имя ее привело Госсена в ужас.
Фанни, поняв, что означает дрожь его руки, начала оправдываться… К кому еще она могла обратиться в поисках места? Положение было безвыходное. К тому же Роса утихомирилась; она богата, очень богата, живет в своем особняке на авеню Вилье или в своей вилле в Энгьене, принимает у себя узкий круг старых друзей, и любовник у нее только один, все тот же – композитор.
– Де Поттер?.. – спросил Жан. – А я думал, он женат.
– Да, женат… У него есть дети… Жена даже, кажется, красивая. Но это не помешало ему вернуться к былой привязанности… А если б ты знал, как она с ним разговаривает, как обращается!.. В грош его не ставит!..
Фанни с ласковым укором жала Госсену руку. В эту минуту дама оторвалась от своего занятия и обратила внимание, что ее сумочка подпрыгивает на цепочке.
– Да перестань!.. – прикрикнула она и, обратившись к экономке, повелительным тоном сказала: – Дай мне кусочек сахару для Гаденыша.
Фанни принесла кусок сахару и, расточая ласкательные и уменьшительные, сунула его в открытую сумку.
– Посмотри, какой милый зверушка, – сказала она своему возлюбленному, и тот увидел в сумке, на ватной подстилке, подобие огромной ящерицы, безобразное, шершавое, зубчатое, гребенчатое, с головой в виде капюшона на дрожащем студенистом теле. Это был хамелеон, его прислали Росе из Алжира, и она охраняла его от парижской зимы бережным уходом и искусственным теплом. Ни одного мужчину она не обожала так, как этого хамелеона, и по тем приторным нежностям, которые разводила Фанни, Жан ясно представил себе, какое положение занимает в доме эта мерзкая тварь.
Собираясь, видимо, уходить, Роса захлопнула книгу.
– Для конца месяца недурно… Только смотри, чтоб не было перерасхода свечей.
Она обвела взглядом хозяйки содержавшуюся в полном порядке комнатку, где стояла мебель, обитая жатым плюшем, сдула пыль с юкки на круглом столике, заметила дырку в гипюровой занавеске, а потом заговорщицки подмигнула Фанни и Жану:
– Предупреждаю, детки: без глупостей!.. У меня дом приличный…
На улице ее дожидался экипаж, и она отправилась на прогулку в Булонский лес.
– Если б ты знал, как мне все это опостылело!.. – сказала Фанни. – Они у меня вот где сидят – она и ее мамаша… Мамаша является сюда два раза в неделю. Она еще хуже, еще сквалыжней… Если б я тебя не любила, я бы часу не осталась в этом заведении. Но ты здесь, ты еще мой!.. Я так боялась!..
Она обвилась вокруг него, надолго прильнула к нему губами и по трепетности его поцелуя тотчас удостоверилась, что он еще весь в ее власти. Но в коридоре ходили взад и вперед, надо было соблюдать осторожность. В комнату внесли лампу, Фанни, прихватив вязанье, села на свое обычное место, а он с видом гостя сел рядом.
– Изменилась я, правда?.. Не похоже это на меня?..