Сага

— Выверено.

— Без сбоев.

Можно сказать и так.

При чтении этой серии я понял, что кража персонажей не самое страшное, что может случиться со сценаристом. Гораздо хуже, когда кто-то другой пытается идти по твоим следам и тщетно оставаться тебе верным. То же самое, что просить прощения за ошибки, которых не совершал.

Джонас становится своего рода героем, сознательным полицейским, и в два счета отправляет Менендеса в тюрьму.

Мордекай отдает все свое состояние бездомным детям.

Существо отправляют в центр реадаптации.

У Милдред случается выкидыш, но она быстро приходит в себя и возвращается в Штаты, собираясь сделать блестящую карьеру в университете.

Вальтер излечивается от рака, а Фред отныне занимается разработкой экономичного и экологически чистого двигателя.

Камилла вновь обретает вкус к жизни. Она мечтает о ребенке от Джонаса.

Увы, не все так прекрасно в этом лучшем из миров — пока в нем еще не удалось уничтожить всех отрицательных героев (надо же все-таки положительным героям с кем-то сражаться, чтобы продлить жизнь сериалу).

Брюно становится банковским грабителем. Это трагедия для Френелей и психологическая драма для Джонаса, вынужденного охотиться за своим шурином.

Эвелин превращается в настоящую стерву. Она невероятно ревнива и всю свою энергию тратит на то, чтобы поссорить большую и дружную семью Френелей и Каллахэнов.

Переизбыток новых персонажей. Некий Тед, известный программист, общается с Милдред через Интернет. Можно предвидеть, что это будет идеальный жених. Кристина — подружка Брюно, дрянная девица, несущая несчастье — балуется героином. Кроме них, есть еще: бойкий приятель Джонаса, делающий карьеру политика; красавица-принцесса из Ганы, ищущая любовь; неудачливый крупный промышленник, страдающий бессонницей, и многие другие.

— А как вы находите диалоги?

— Диалоги?

— Они немногословны.

— Удачны.

Удачны, как выстрел из ружья, когда все остальные аргументы уже исчерпаны. От диалогов несет искусственностью, все эти люди говорят на мертвом языке — языке бесцветном, фальшивом и плоском, который выражает все, что угодно, кроме того, что нужно. Искренность превращается в наивность, а наивность — в дебильность. Любая, немного возвышенная фраза становится высокопарной, а уличный жаргон превращается чуть ли не в мат. Резкость выглядит вульгарной, нежность — слишком слащавой.

— Что вы думаете об оригинальности?

— Оригинальности?

— Трудно сказать...

Нет, вовсе не трудно. Они кастрировали боевого быка и сделали из него рабочего вола. Во время чтения меня не покидало ощущение, что авторы старательно зашлифовали все острые углы наждачной бумагой. Нет ни одной неровности, предмет настолько гладок, что выскальзывает из рук. Пытаюсь представить этих несчастных, получивших приказ: «Только не делайте то, что вам взбредет в голову! Только не делайте то, что вам взбредет в голову!» В том современном мире, который они нам показывают, никогда не было Фрейда и Маркса, его равновесие не нарушал сюрреализм, он не истекал кровью при фашизме и уж, конечно, не ввергнет нас в великий хаос в конце этого века.

Я не уверен, что наша «Сага» намного лучше, но мы хоть пытались что-то сказать.

— Больше вам нечего добавить? — спрашивает Луи.

Нет, нечего или, наоборот, слишком много. Можно кричать, что это подлость, предательство, можно разыгрывать mater dolorosa[9]

. Можно переходить от возмущения к огорчению и от огорчения к презрению. Но на самом деле все испытывают отвращение.

— Юридически мы бессильны. Наши права распространяются только на серии, предусмотренные контрактом. Это моя ошибка, — говорит Луи.

— Ничего подобного. Разве кто-нибудь из нас мог предвидеть в тот день, когда мы впервые здесь встретились, что станет с «Сагой»?

В конце концов, «Сага» выполнила свою роль: помогла нам завоевать положение и даже принесла денег. Мы отлично развлеклись, и у нас появилась работа на два года вперед. Позднее, когда мы станем старыми и больными, нам достаточно будет посмотреть хоть одну серию «Саги», чтобы вспомнить часть своей юности.

— Вы снова сочтете меня сентиментальной, но больше всего мне жаль наших героев. Все, кого мы любили, станут мерзавцами.

— Можете назвать меня циником, — говорит Жером, — но попытайтесь представить, как они теперь наживутся.

— Знаю, что сойду за обычного демагога, — говорю я, — но мне больше всего жаль девятнадцать миллионов телезрителей, веривших нам до сих пор. Вы когда-нибудь видели сериал «Миссия невыполнима»?

До чего же разная реакция: от тоскливого ворчания Тристана до категорического «нет» Матильды.