Сага о бескрылых (СИ)

Толковать пришлось Уксу. Проходил мимо рыбацкого костра — арх поднялся, приказал языком грозно-заплетающимся:

— А ну, постой, хиссиец.

Отошли в темноту.

— Ты, это… поделись племяшем. По старинному обычаю.

— Как можно, господин арх. Боги не велят. Родственник мой, какая тут торговля.

— Кому врешь? Не похожи вы. Хочешь сопляков в городе продать, так и продавай. А пока рыжий моим побудет, путь многотрудный скоротать поможет.

Укс глянул вверх, на звездную россыпь:

— Боги не разрешают. Рыжий — душа чистоты воистину нечеловечьей. Как я его в грубую забаву толкну? Не, не простят боги.

Арх дыхнул бражкой:

— Смеешься, морячок? Блудлив твой рыжий, улыбается, что шмонда городская. Ну, дело твое. Смотри, как бы я обоих не забрал.

— Э, тебе, арх, столько ласки не осилить, — Укс сплюнул и вернулся к своему костру.

— Что, сторговал нас ющецу? — ухмыльнулась оборотниха.

— Он тебя задешево хотел. Говорит, «лыбишься, как шмонда городская».

— Вот подзаглоток неграмотный! Это я-то «городская»?!

Спал Укс вполглаза, но ночь прошла спокойно. После завтрака похмельный арх подзоглотство возобновил.

Гребцы полудохлые стояли на песке кривой шеренгой, арх косолапил перед строем, пил воду и вещал:

— Поход — есть сложность неподвластная уму горожанина. Я обошел полмира, своими глазами сердце Океана видел, в трех городах бывал. Бог я для вас. Хозяин! Без меня не доплыть никому, околеете от жажды и голода. А если кто о бунте думает, смотрит зло, так пусть в ошейник сядет. Для общей надежности! Иначе до города не дойдем! — арх с вызовом выпятил редкую бороденку, всмотрелся в Укса.

В руках у арха-мечтателя была острога, на поясе кинжал десятника, у его сотоварищей топорики морские. Укс знал, что управится с тремя даже без оружия и помощи пустоголовой. Тут не люди равные, а вообще убогие клионты-недоростки. Но смысл? С настоящими гребцами можно чуть подальше уйти, а день пути — ценность немалая.

Арх возгордился:

— Возьмите-ка его, ишь, косится… И вот ту горожанку упрямую тоже приструним.

Схватили за руки — бородавчатый Четверть-Мастерской — держал опасливо, видно, про тот склон с умерщвленной керой помнил.

— Его бы, господин арх, понадежнее связать. Такие опасны, у меня глаз наметан. Он — драчун. За Трида воевал, наверное. А грань где? Сначала за Трида, потом с дарками, а потом и за честных людей возьмется…

Вязать здесь не умели — арх затянул на шее веревку морским подсечным узлом, полагая, что кроме него тот узел лишь богам известен. Теперь «бунтовщики» в лодке сидели, как люди знатные, бабенка тоскливо смотрела в небо — ее привязали за ногу. Укс покосился на точеные щиколотки — небось, в Хиссисе не из последних красавиц была. А сейчас пальчики разогнуть не может — до костей ладони стерлись. Забавно Логос-созидатель мир перетряхивает.

Лоуд, шмонда этакая, забираясь в лодку подмигнула. Забавно ей — сама ошейник таскала, теперь десятник украшением обзавелся…

…Гребла, надрывалась команда случайная, Укс вполсилы легкое весло двигал. Правда, веревка на шее мешала — натрет к вечеру. Двигались потихоньку. В обед рыбаки новый кувшин бражки раскупорили и обратили мысли к иным удовольствиям. Хиссийка, даром, что из знатных, побоев дожидаться не стала. Согнулась, ублажала поочередно, неловко опираясь запястьями о колени новых хозяев. Потом рыбаки-хозяева пели, гребцы вразнобой им подтягивали, арх о великом морском умении вещал.

Укс греб, размышлял о том, почему именно в скотском удовольствии столь острая сладость таится, и когда именно Логос-созидатель решил посадить в вонючую лодку обезручевшую, не такую уж молодую, но красивую женщину, до вчерашнего дня разве что на рынке рыбаков видевшую? Когда ее путь в эту лодку начался? В день когда будущий Мудрейший в далекое Сюмболо пришел? Или когда неведомые мастера дивный резак сделали? Или это некий бескрылый боред шепот Логоса неверно расслышал-истолковал, криво игральные кости встряхнул, высыпав в одну лодку рыбаков, безымянную хиссийку, мудреца-Пыка, насмешливую шмонду и полунемого-полуглухого Грушееда?

Тошнило десятника, словно это он сам на корме в полуразвязанных штанах сидел, песнь горланил.

Вечером лодку на пляж измученные гребцы едва выволокли. Укс сидел на носу, смотрел, как они на песок обессилено валятся. Толку в этих моряках?

— Злодей пусть на лодке заночует, — приказал мудрый арх. — Жрать дадим, но руки свяжем.

Не поленился самолично влезть, запястья стянуть. Ухмыльнулся вонюче:

— Ничего, за мальчуганами присмотрю.

Рыжий оборотень топтался на песке, заглядывала в лодку.

— Дяденька арх, вы ж не сильно моего дядьку вяжите. Вы же добрый, правда?

— Добрей не бывает, — рыбак положил лапу на мальчишечье плечо. — Не пожалеешь, рыжачок.

— Ой, раз вы добрый, так и хватит того с меня, — облегчено вздохнул наивный оборотень.

«Хватит с нее». Ну, и правда, хватит. Укс нашарил в поясе вшитую монетку, вышелушил. Ребро «щитка» было остро подточено, с веревкой не в первый раз приходилось управляться. Десятник освободился от пут, нашел под банкой «посошок», и, вытянувшись на скамье, принялся ждать.