Потом мы долго петляли по улочкам, пытаясь наощупь отыскать нужный дом, пока Живодеру не надоело. Он вломился в первый попавшийся дом, откуда не тянуло никакой силой, шепотом поспрашивал, что нужно, а в конце выволок оттуда мужичка, ткнул его пальцем в бок и потребовал привести нас в то место. Нужного нам человека трэль не знал, зато знал, как пройти к тому району, где был его дом. Уж это-то я сумел припомнить.
Мы могли его отпустить. Наверное, могли. Он не смог бы нас описать: черные, сильные, говорят на бриттском, на кого бы подумал конунг? Но когда мы отыскали нужный дом, Живодер ударил раба в висок, и тот вырубился. А, может, и помер.
Бочка с водой отлично подперла дверь бани, выход из сарая на всякий случай я тоже перегородил, затем вытащил свой топор, Живодер блеснул зубами, и мы вошли в дом.
Удар кремнем по кресалу. Всхрап в глубине дома. В свете искр я приметил рабов, спящих на лавках возле входа, и масляную лампу на небольшой полочке на стене. Еще раз ударил по кресалу и зажег огонь. Рабы и хозяева только-только заворочались, а Живодер проскользнул вглубь дома, отбросил одеяла с лавок и быстро, в несколько вздохов, прирезал рабов-мужчин. Одна девка завизжала, но уже было поздно. Я ударил ее и жестом показал, что убью каждую, кто подаст голос.
Перепуганные бабы тут же заткнулись и лишь таращили глаза. Живодер оглядел их и спросил:
— Помочь?
— Нет, — ответил я ему на бриттском. — Веселись.
Бритт помахал окровавленным ножом, затем неторопливо подошел к первой бабе и разорвал на ней рубаху, оценивающе посмотрел на обнаженные сиськи, цокнул и пошел к следующей.
За перегородкой возился хозяин дома, был слышен женский шепот, приглушенно звенело железо, несколько раз что-то брякнуло. Глухо ударила крышка сундука.
Я ждал. Пусть он приготовится. Пусть.
Наконец он вышел. Взъерошенный, в кольчуге на одну рубаху, не подпоясанный, в одной руке меч, во второй лампа.
— Вы кто? — выкрикнул он, щуря глаза. — Знаете, кто я? У меня сын — хускарл! У самого конунга Харальда служит! А мой брат — хельт! Уйди подобру-поздорову!
Сзади уже пыхтел Живодер и попискивала девка. Надеюсь, бритт одним глазом все же приглядывал за дверью, чтобы остальные рабыни не разбежались.
— Ты понимаешь меня? Нордский знаешь? — продолжал хозяин.
— Знаю.
Он поднял лампу повыше, но увидел лишь черное пятно вместо лица. Его жена высунула голову, охнула и снова спряталась.
— Хочу спросить у тебя две вещи. Первая — кто сжег твой второй дом?
Хрокр сощурился, вгляделся в меня.
— Ты тот малец? Из пришлого хирда?
Я напрягся, чуть повернул топор.
— Так ты же и спалил! Разве нет? Я не жег! — Спесь ушла из его голоса. Теперь он говорил быстро, с мольбой. — Клянусь бородой Фомрира, не жег. Потому так и разозлился: не нравится, так не живи, а жечь-то зачем? А если ты за серебром пришел, так я отдам! Все отдам! Жена, неси серебро!
Простоволосая баба, уже не такая наглая, как в прошлый раз, вышла из-за перегородки и положила на край стола рубленое серебро марки на три.
— Если ты не жег, так и спрос не с тебя, верно? Хочешь, я завтра пойду к конунгу и попрошу за тебя? Он отменит изгнание. Просто я, дурак, подумал, что больше ведь и некому дом палить. Знать, у меня и другие враги есть.
— Второй вопрос. Где земли Эйвинда Хорька?
— Что? Эйвинда? Я… я не знаю.
Я смотрел на его трясущуюся куцую бородку, на глаза в желтом сонном гное и не находил в себе гнева. Я не злился на Хрокра. Он был того недостоин. Но жить он тоже недостоин.
Сзади подошел Живодер, завязывая штаны. Баб-бриток больше слышно не было.
— Ты хочешь? — спросил он на бриттском. — Я тут постою.
— Убей его, — сказал я на нордском. — Мне толку никакого, а ты, может, руну получишь.
Бритт понял всё с первого раза, вытащил топорик и шагнул к Хрокру. Живодер был на той же руне, что и Хрокр, только без брони и доброго меча, но от страха трясся не он.
— Стой! Стой! Эйвинд. Хорек. Я сам там не был, — заверещал хозяин. — Но мой брат однажды провожал Эйвинда. Сказал, что они шли день на лошадях на восток от Сторборга. Один раз перебирались через реку. Там крестом три улицы, а посередине дом самого Эйвинда, и на каждой улице стоит высокий дом — храм Солнца. Такого больше нигде нет. Ты сразу узнаешь, коли увидишь. Он… он всегда на зиму уезжает туда. Может, уже уехал.
Я молчал. Живодер будто бы и не слышал слов Хрокра, занес топор над головой и сделал вид, что вот-вот рубанет сверху. Норд поднял меч кверху. Но бритт вместо прямого удара резко наклонился, увел топор по широкой дуге вниз и вогнал лезвие в щиколотку Хрокра. Тот упал, как подкошенный. Живодер расхохотался, пнул его в пах и не спеша забрал меч. Крутанул трофей в руке, предложил мне, но я отказался. Топором сподручнее.
Бритт не торопился с убийством. Он обошел вокруг воющего Хрокра, резанул по второй лодыжке, сделал еще круг.
— Железо? — спросил он, указывая мечом в кольчугу. — Мне не надо.
Я кивнул. Тогда Живодер отложил меч в сторону, нежно приобнял Хрокра со спины, посадил его и, не обращая внимания на его крики и жалобы, стащил кольчугу. Затем бросил ее мне.