Сага о девочках. Песнь первая

– Давай уже, извиняйся, садюга. Знаешь, как мне больно было? Я думал башка лопнет.

– Это не я. В смысле, что это не моя вина. И даже сканер тут не причём, – начал оправдываться сторонник электросудорожной терапии, уйдя в несознанку.

– А кто тогда? И почему этот твой адский прибор не причём? Без него у меня никакие гвозди в черепушку не втыкались, между прочим.

– Сканер, он, как бы, не может вообще воздействовать. Он только считывает поле.

– А что же тогда мне так серое вещество жарило до хрустящей подкорочки?

– Это специфика у методики такая. Это ваша собственная реакция так проявилась.

– На что реакция? Если твой сканер не воздействует ни на что, а только считывает, то я что, сам себе боль выдумал?

– Именно. Как бы выдумали, негативно отреагировали. Это ваша защитная реакция такая. Ваше суперэго защищало ваше эго.

– Во как? Это я сам себя от чего-то начал защищать тем, что сам себе нестерпимую боль напридумывал?

– Ну типа того. Это была фантомная боль. Ваше суперэго противилось экспликации, – стоял на своём младший научный сотрудник с позывным «мендель».

– Ок. Допустим. Что же тебе тогда от меня надо? Ты, случаем, не раздобыл дневники японского офицера из семьсот тридцать первого отряда?

– А что это за отряд такой?

– А это очень-очень чёрна пречёрная страница истории японского народонаселения, беззаветно любившего своего императора.

– А зачем мне дневник про чёрную пречёрною любовь японского офицера к своему императору?

– Да нет, там у целой кучи японских офицеров проявилась любовь к дичайшим бесчеловечным опытам над живыми невинными людьми.

– Это манга, что ли такая?

– Это правда такая.

– Никогда о таком не слышал, – признался юнец.

– Ещё бы. Они, эти кавайные японцы, не очень любят вспоминать, как геноцид соседям устраивали и садизмом наслаждались. И аниме о таком снимать не спешат.

– Какие ужасы вы рассказываете, господин главный аналитик. Я не такой. Я вообще против боли! —категорически заявил воспитанник спецшколы с дипломом бакалавра.

– А какой ты? Я, может и готов тебе в твоих изысканиях поспособствовать, но хотелось бы знать, чем это мне грозить. Смогу ли я после твоих экзерсисов ходить, и не только лишь под себя?

– Так вы согласны? – обрадовался начинающий учёный.

– Эй-эй! Во ты разбежался. Я, как и ты, против боли вообще, и против боли по отношению ко мне, в частности. Так что, – карты на стол! – потребовал я всей обжигающей правды.

– Да недолжно быть больно. Во всяком случае, в теории. Теория не подтверждает наличие болевых ощущений!

– А вот перед тобой живая практика в моём лице, которая опровергает твою теорию. И что ты с этим будешь делать, а?

– Тогда надо провести повторные, контрольные замеры…

– Фиг тебе! Пока не скажешь для чего именно, и какая от этого польза для народного хозяйства воспоследует, я тебе мою голову насиловать не дам!

– Чего?

– Значит, так. Первое. Для чего тебе это всё проверять? Второе. Я не сдохну?

– Да нет же! С чего вам подыхать-то?

– С того! От невыносимой боли! Боли! Я тебе уже сказал – было нестерпимо больно.

– Да вы сами эту боль выдумали!

– Ничего я не выдумывал!

– Да подучается так, что для вас любое воздействие на ваши установки, паттерны, всё негативно. Вот ваше сознание и превратило нежелание в боль!

– Нежелание чего?

– Того и нежелания, чтобы вашу самость не трогали. Вы сами себя очень сильно защищаете.

– Так, подожди. Кто и что во мне меня защищает? Суперэго себя или суперэго моё эго?

– А ваше эго, если исходить из заявленного вами наличия болевого синдрома, по сути, получается и есть суперэго.

– Ух ты, какой ты у нас умный. То есть, ты хочешь сказать, что я – это всего лишь набор типовых условностей и предрассудков?

– Я этого не говорю. Я говорю, что вы очень системный человек. В смысле, очень приваженный ценностям своей референтной группы.

– А-а. Ну, разве что, вот так. Тут, наверное, я с тобой соглашусь. Ладно. Со вторым, вроде как понятно. Как с этим бороться?

– Надо бы вам попробовать более позитивно к этому относиться. Если воздействие на суперэго переоценить положительно, то, вполне вероятно, боль исчезнет. А то и наоборот, приятные ощущения появятся.

– Ага, всё, стало быть, упирается в мои установки?

– Как-то так.

– Ок. А первое? Что на счёт пользы для общества?

– Ну, это вы заглобалили. Пока что, я надеюсь, это принесёт большую пользу организации.

– Так чем – принесёт? Хотелось бы чем-то положительным, в виде результата. А не в виде отрицательного результата в виде моей безвольной тушки, тыкающей себя ложкой в ухо, и пускающей сентиментальные слюнявые пузыри, в безудержном позитиве.

– Есть шанс разработать вариант противодействия.

– Чему?

– Пока точно не знаю, но какому-то облучении.

– Это ты про какое облучение?

–Ну, вот вы, когда в подвале были, вы же что-то чувствовали?

– Я там, в подвале, чувствовал отсутствие гостеприимства и радушия, и болезненные удары.

– А кроме этого?

– Ещё усталость, лень, апатию, безразличие… что ещё?.. а, боль головную. Да, сильную головную боль.

– Вот. Я вот про это. Вот про это всё, и боль. И апатию, и безразличие. Это, похоже и было что-то вроде облучения.