Сага о драконе

Ставак стоял, глядя поверх головы Сипака. Взволнованный начмед только что побывал у черта на рогах и чудом вернулся. Он потерял жену и почти расстался с собственной жизнью. Ставак чувствовал, сколь глубокое отчаяние охватило Сипака, и знал, что молодой полувулканит старается сделать «как положено», а так уже никогда не будет. Вопреки собственному — наилучшему из возможных, не сомневался капитан — решению, Ставак сказал:

— Обычная связь. Пока твой мозг не выздоровеет достаточно для родительской связи, годится и обычная.

Когда Сипак поднял вспыхнувшие надежной глаза, Ставак добавил:

— Но, если я только почувствую, что может возникнуть какое-то затруднение, мы прервемся.

Надежда погасла, уступив место решимости пополам с сомнением.

— Я только прошу, чтобы вы попытались, — сказал Сипак.

Вместо ответа Ставак исследовал показания приборов над кроватью Сипака. Найдя — или не найдя — то, что искал, он кивнул.

— Во время установления связи мне нужно будет проникнуть в твой мозг, как и в его. Ты сможешь вынести мое присутствие? Особенно после случившегося?

Сипак подумал немного и кивнул.

— Я установлю связь с тобой, а потом с Саулом, — объяснил Ставак. — Таким образом, если я, работая с тобой, встречусь с какими-то трудностями, его это не коснется.

Сипак опять кивнул и лег; Саул по-прежнему лежал у него на коленях.

Ставак расположил свою правую руку на лице Сипака так, как требовалось для слияния. Установив связь, он выпустил в мозг Сипака «щупы», и стал искать, как легче обойти поврежденные области. Как он ни был, однако, внимателен, осторожности ему не хватило. Или, возможно, думал Ставак впоследствии, когда у него появилось время думать, в том состоянии, в котором тогда находился Сипак, способа наладить даже простую связь, избежав поразившей тогда молодого вдовца боли, просто не существовало. Один из щупов задел какое-то из соединений между разумами Сипака и жены, разорванных смертью Карен. Ставак «отдернулся» достаточно быстро, чтобы предотвратить «рикошет» и новый психический ожог, но недостаточно быстро, чтобы уберечь Сипака от новых страданий.

Сипак, обычно весьма устойчивый к боли, да к тому же способный, как все вулканиты, ее подавлять, испустил полный муки гортанный крик. Когда его спина выгнулась в похожей на припадок судороге, Пэн подхватил Саула, не дав ребенку упасть. Все тело Сипака сжала еще одна судорога. Потом глаза его закатились, и он потерял сознание.

И снова его разбудил укол и ощущение вливавшегося в кровь лекарства. Не обращая внимания на озабоченные лица вокруг, он послал Пэну быстрый запрос о Сауле. Когда дракон уверил его, что с ребенком все в порядке, он повернулся набок и свернулся калачиком. Ощутил, как потянулась к нему чья-то рука — чья именно, он не разобрал — и замерла, не дотронувшись до него.

— Все показатели — нормальные… Я хочу сказать, нормальные для него. Сейчас ему должно быть лучше. Я только дала ему болеутоляющего и успокаивающего, — заговорила Фларра. Потом обратилась к нему: — Как вы себя чувствуете, сэр?

— Так, что хочу остаться один, — угрюмо отозвался Сипак. — Что именно вы мне ввели?

Фларра замешкалась, потом ответила:

— Сто пятьдесят миллиграммов нембутала и пятнадцать — морфина. Ну, и витамины. Требуется что-то еще?

Он помотал головой. Фларра вкатила ему лошадиную дозу, и скоро он уснет.

— Только одиночество. Уходите.

Несколько минут стоявшие вокруг не двигались. Потом шевельнулся Ставак.

— Приглядывайте за ним, — распорядился он достаточно громко, чтобы исключить сомнения: никуда Сипак не денется, расслышит. — Если станет делать или говорить что-либо необычное, немедленно вызывайте меня.

— Да, сэр.

Фларра повернулась и вслед за Ставаком вышла из комнаты, на ходу приглушив свет. Затем позвала:

— Пэн?

— Он остается.

— Как пожелаете. Но Саул возвращается в детскую.

Она взяла мальчика у Пэна и оставила их. Дверь с тихим шипением закрылась.

«Сипак? — тревожно спросил дракон. — Как ты там? Я ощутил твою боль. Я испугался».

Теперь, оставшись в одиночестве, Сипак дал волю едва сдерживаемым чувствам. Он постарался еще теснее сжаться в комок, а его тело между тем сотрясали рыдания. Пэн беспокойно тихонько заворковал и придвинулся как мог ближе к кровати.

«Сипак?»

Икая в промежутках между рыданиями, Сипак пытался говорить.

— Я не могу установить даже простую связь с моим сыном. Я знаю о нем лишь день, а уже стал никудышным отцом.

Пэн запел успокаивающе.

«Не твоя в том вина, Сипак. Ты ранен. Ты пытаешься сделать чересчур много и чересчур быстро. Со временем все образуется. Даже Карен не смогла бы просить большего или сделать больше. Даже с ее особой одаренностью».

— Со временем? — горько спросил Сипак. — Времени нет. Карен погибла, я так повредился умом, что не могу как следует видеть, не то что думать, а теперь даже не могу признать собственного сына. — Из его глаз полились слезы, и он не удерживал их.