Сага о двух хевдингах (СИ)

Вышата ушел, и мы с Леофсуном остались вдвоем. Рядом проходили люди, такие же, как и прежде: в ярких сапогах, в платках с височными кольцами, с непонятными речами, внизу, возле причалов, стоял тот же гомон. Блеяли овцы, хрюкали свиньи, купцы ругали нерасторопных носильщиков, покрикивали стражники, что проверяли каждую лодку. А неподалеку, и нам с моста это было хорошо видно, торчали из воды столбы, и на них еще болтались останки тел, недоклеванные птицами и недообглоданные рыбами. Уже и не разобрать, на каком из них висел рыжий и конопатый Игуль, что так лихо умел торговаться.

Зато я уверился, что мы прибили единственную в этом озере тварь. Ни измененный, ни Бездново детище не устояли бы перед кровью. Как же это злило! Значит, скармливать овец и людей вылюди — хорошо, а убить вылюдь — плохо? Был бы у меня дар Рыбака, я бы не поленился и приманил бы сюда тварь прямо из Северных морей! Вот тогда бы я поглядел, как они отдают своих детей в жертву чудищу ненасытному!

— Кай! Охолони! — Рысь потряс меня за плечо. — Силу прибери. И руны тоже.

Я и не заметил, как вновь вернул себя в нынешние зимы, а заодно и к десятой руне. Наскоро уменьшил руны до пятой, и как раз вовремя. Подошел простоволосый карл, протянул лоток с каким-то печевом, сказал какую-то диковинную вису и выжидающе посмотрел на нас.

— Нет! — твердо ответил я. И я знал, что уж это слово у меня выходило точь-в-точь, как у живичей.

Он заголосил еще громче, качнул лотком туда-сюда, и даже через сотни запахов города ко мне пробился аромат свежего печева, меда, влажной опары и дыма.

— Нет!

А карл всё не отставал, пихал свой товар чуть ли не в нос, уже и за рукав ухватил. Я выдернул руку и легонько оттолкнул его лоток. Парень отлетел чуть ли не на середину моста, покатился кубарем, печево раскатилось по доскам, и кто-то уже бросился подхватывать пироги и ковриги.

— Твою же в Бездну, — выдохнул Рысь.

Лотошник не спешил подниматься. Он лежал и кричал, тыкал в нас пальцем, хватался за локоть, только что не рыдал, хотя двурунного такой толчок едва ли бы уронил, не говоря уж о поломанной руке. Вокруг быстро собрался люд, почти так же быстро, как и после убийства медведя.

Я усмехнулся. А чего они теперь придумают? Скажут, пришло соколиное перо, захотело пирога с рыбой, а потом закусило человеком?

Теперь на нас кричал не только лотошник, какая-то баба подскочила и плюнула в меня. Плюнула! В меня! Рысь дернул за рубаху и зашептал:

— Дай ему серебра, чтоб он замолчал. Не надо себя выдавать!

Но мы и так себя выдали. Кто бы смолчал на такое оскорбление? Потому я с силой толкнул Рыся так, что он перелетел через ограду моста. Дай Фомрир, шлепнется в воду, а не на лодку или в ладью. Потом шагнул, сорвал с головы той бабы плат и стер им плевок. Ее визг изрядно меня порадовал. Еще бы, простоволосой на людях показаться! Теперь позора не оберется.

Народ закричал пуще прежнего. А лотошник, видать, не совсем дурак, понял, что серебра с меня не получит и быстро пополз назад, но уйти не успел. Я схватил его за шиворот, поднял, ткнул пальцев в ту руку, на которую он жаловался, улыбнулся и сломал ее. Потом встал перед толпой, ударил кулаком себя в грудь и сказал то немногое, что твердо знал на живичском:

— С Альдоги мы!

Криков стало еще больше. И с Торговой стороны, и с Вечевой пробивались стражники, распихивая горожан, но от меня люд так шарахнулся по мосту, что сразу им пройти не вышло. Я мелком глянул вниз: Рысь не видать. Удалось ему сбежать или нет, непонятно, но хотя бы никто не стрелял в мутную речную воду и копьем не тыкал. Пусть думают, что я вышвырнул какого-то рыбака.

Тут-то стражники и добрались до меня, сразу взяли в копья, один выпрашивал людей, что тут приключилось. И все разом принялись что-то гутарить, указывать на меня, кричать, баба простоволосая, уже набросившая на голову какую-то тряпку, рыдала, точно я ее на мосту раздел догола и поимел на глазах у всей толпы. Потом стражник орал уже на меня, что-то спрашивал, а я ему на всё отвечал: «С Альдоги мы». Он попытался ударить меня древком копья, но я перехватил удар, крикнул:

— С Альдоги мы!

И зашвырнул его в толпу. Вот же Бездна! Перестарался, не придержал силу. Стражник снес несколько человек, в том числе и ту крикливую бабу. Я снова ухмыльнулся. А, может, зря я не прихватил свой топорик? Скольких бы я уже зарубил за это время? Жаль, только, что не в коня корм, никого сильнее меня тут не было и в помине.

Но они-то видели пятую руну! Потому и не испугались, не побежали прочь. И когда на меня попер живичский верзила, что едва ли уступал медведю ростом, я радостно смахнулся с ним на кулаках, придерживая силу. Эх, вырос-то он изрядно, и мощь для трехрунного у него была немалой, как раз на ту же пятую потянет, но драться он не умел. Только и знал, что неторопливо размахивать огромными лапищами и угрожающе рычать. Едва верзила повалился, и я готов был поклясться Фомриром, что мост покачнулся от его тяжести, как меня ударили по плечу дубиной.

— С Альдоги мы! — взревел я, выхватил ту дубину и давай охаживать стражников.