Сага о двух хевдингах (СИ)

Тут из леса вышел Живодер. В одной руке он держал сырые мозги, которые мало чем отличались от свиных, в другой — сердце. Теперь ни Хотевит, ни оставшиеся живичи никогда не поверят, что норды не бездушные мрежники. Да они прирежут Живодера ночью! Я бы и сам прирезал, не будь он столь полезен.

— Ночь, — сказал он громко. — Он умер. Кай не пришел.

— Да, нам хватило благодати.

— Я подумать вот чего. Если сердце твари много для Альрика, надо съесть сердце человека. Тогда человек будет много, и Альрик станет человек.

Да, Живодер вполне бойко говорил на нордском, но порой его невозможно было понять.

— Сам жри, — сказал Беззащитный. — Я не Живодер! И не людоед!

Тулле мягко спросил у полоумного бритта:

— Это тебе Бездна подсказала? Сердце поможет Альрику?

Живодер пожал плечами.

— Бездна молчит. Она далеко и не слышит Живодер больше. Сердце надо пробовать. Или ждать, когда я беру одиннадцать рун, стать изм… имезн… фомор, потом сердце твари, потом сердце человека. Я сам проверять могу. Но долго ждать. Альрик не дождать. А, вот два живич для руна! Я беру?

Дагна заметно поежилась. Видать, прежде она не встречала таких полоумных, а во время охоты на вылюдь Живодер вел себя тихо. Он вообще ведет себя тихо, а потом как выкинет что-нибудь!

— Вот об этом я и говорила, — сказала Дагна.

— О Живодере? — на сей раз удивился я.

— Нет. Об Альрике. Хоть я и не знаю, как он удерживает себя от полного изменения, возможно, благодаря твоему дару, но это не продлится долго. Хотевит говорит, что в Годрланде много разных чудес. Там есть сильные колдуны. Есть жрецы разных богов. Есть лекари, которым под силу изгнать любую хворь. Уверена, там ты найдешь того, кто исцелит Альрика.

Глава 18

Безголовый «Сокол» со сложенной мачтой и спрятанным под палубой парусом покинул озеро, что звалось у живичей морем. Ха, не видели они настоящего моря. И снова мы шли против течения, только на сей раз уже по реке Альвати.

И да, мы шли на юг. Но не в Годрланд. Что бы там ни пела Дагна, ульверам нечего делать в захваченных сарапами землях. А ведь путь до Годрланда неблизок! Месяцами купцы плывут по речушкам, плотно опутавшим земли Альфарики, петляют то на север, то на запад, тащат волоками корабли, обходят посуху пороги. А возле порогов реки Лушкарь часто погуливают дикие всадники, отбирают товар, а людей продают в тот же Годрланд, где не боятся держать рабов с рунами. Нет! Не хотел я оставаться в Альфарики еще на год. И ради чего? Чтобы Хотевит вернул мне мое же серебро!

Я сразу разгадал хитрый план Дагны. Ей нельзя возвращаться в Велигород, Хотевита тоже вряд ли примут с распростертыми объятьями, да и в других городах Альфарики им придется несладко, когда разойдутся слухи. Вот она и хочет воспользоваться ульверами, мол, пусть довезут ее и женишка в далекий-предалекий Годрланд. Я почти уверен, что Хотевит мог наскрести в высоченном тереме немного злата с серебром или хотя бы отыскать пурга… пырга… выделанную кожу, где записан долг какого-нибудь другого ярла, поближе. Но нет! И как только они сговорились, не видючись?

Я хлопнул себя по лбу. Вот же дубовая голова! Я же сам, своими руками принес Хотевиту слова Дагны. Поди, так ему и сказала: «Не бери ты, соколик, злато-серебро, иначе Кай проклятущий отберет всё до последней крупицы и сбежит на север. А бери ты пурга… долг ярла из Годрланда. Кай волей-неволей отвезет нас в земли заморские, где мы с тобой заживем пресчастливо. А серебро ему не отдадим, обхитрим дурака как-нибудь».

Так что никакого Годрланда, никаких хитростей и никаких соколиков! На юг мы идем только до ближайшего города, чтобы закупить припасов и вылечить моих хирдманов, а обратно пойдем не через Ольхову, а по другой реке. Дагна сказала, есть к Северным морям и иной путь.

Тех двоих живичей я пока не убил, но не потому, что Дагна за них попросила. Еще чего! Просто пока они нам не мешают, зато если вдруг будет нужда в жертве или в благодати, так вот они, голубчики, лежат. Ну, и подлечить их пришлось чуток, чтоб не стонали. Живодер с радостью взялся вправлять кости и мазать раны всякой дрянью. Но перед тем мы их обыскали, всё непонятное выкинули, чтоб никакая хитрость не навела за нами погоню.

Я, конечно, порасспрашивал захваченных живичей, и по их словам выходило, будто Хотевит ни сном ни духом не догадывался о замыслах своего рода. Мол, держали его в закрытой горнице, допускали лишь верных слуг да любимицу Хотевита — Зимаву, ничего толком не говорили и поход за Дагной скрыли. Вот только одна загвоздка! Эти живичи нашего языка не разумели, да и мы пока живичский не выучили, потому слова их пересказывала Дагна. Кто знает, правду она говорила или лгала? Что ей стоило переиначить их речи, чтоб Хотевит оказался ни при чём?

Во время этих расспросов Леофсун вдруг спохватился.

— Но если Жирные хотели напасть на хирд, чего же они Кая не убили? Он же к ним в дом пришел, один! Закололи бы и прикопали где-нибудь. Никто б и не узнал.

Я усмехнулся его глупости, а потом вспомнил, кем был Рысь прежде. Откуда рабу-бритту разбираться в обычаях свободных нордов?