Сага о Форсайтах: Собственник

Старый Джолион облегченно завозился в кресле. Она поднялась и посмотрела на него; такая хрупкая, легкая, юная, но сколько твердости, сколько упорства! И, несмотря на всю свою тревогу и раздражение, старый Джолион не мог нахмуриться в ответ на ее пристальный взгляд. Он почувствовал, что внучка победила, что вожжи выскользнули у него из рук, почувствовал себя старым, усталым.

– А! – проговорил он наконец. – Ты наживешь себе беду когда-нибудь. Всегда хочешь настоять на своем.

И, не устояв перед желанием пофилософствовать, добавил:

– Такой ты родилась, такой и умрешь.

И он, который во всех отношениях с деловыми людьми, с членами правлений, с Форсайтами всех родов и оттенков и с теми, кто не был Форсайтами, всегда умел настоять на своем, посмотрел на упрямицу внучку с грустью, ибо в ней старый Джолион чувствовал то качество, которое сам бессознательно ценил превыше всего на свете.

– А ты знаешь, какие идут разговоры? – медленно сказал он.

Джун вспыхнула.

– Да… нет! Знаю… нет, не знаю, мне все равно!

И она топнула ногой.

– Мне кажется, – сказал старый Джолион, опустив глаза, – что он тебе и мертвый будет нужен.

И после долгого молчания заговорил опять:

– Что же касается покупки дома, ты просто сама не знаешь, что говоришь.

Джун заявила, что знает. Если он захочет купить, то купит. Надо только оплатить его стоимость.

– Стоимость! Ты ничего не понимаешь в таких делах. И я не пойду к Сомсу, я не желаю иметь дела с этим молодым человеком.

– И не надо; поговори с дядей Джемсом. А если не сможешь купить дом, то заплати по иску. Он в ужасном положении – я знаю, я видела. Возьми из моих денег.

В глазах старого Джолиона промелькнул насмешливый огонек.

– Из твоих денег? Недурно! А ты что будешь делать без денег, скажи мне на милость?

Но втайне мысль о возможности отвоевать дом у Джемса и его сына уже начала занимать старого Джолиона, На Форсайтской Бирже ему приходилось слышать много разговоров об этой постройке, много весьма сомнительных похвал. В доме, пожалуй, “чересчур много художества”, но место прекрасное. Отнять у “собственника” то, с чем он так носился, – это же победа над Джемсом, веское доказательство, что он тоже сделает Джо собственником, поможет ему занять подобающее положение, закрепит за ним место в обществе. Справедливое воздаяние всем, кто осмелился считать его сына жалким нищим, парией.

Так, посмотрим, посмотрим. Может быть, ничего и не выйдет; он не намерен платить бешеные деньги, но если цена окажется сходной, что ж, может быть, он и купит.

А втайне, в глубине души, старый Джолион знал, что не сможет отказать ей.

Но он ничем не выдал себя. Он подумает – так было сказано Джун.

VIII. УХОД БОСИНИ

Старый Джолион никогда не принимал поспешных решений; по всей вероятности, он долго раздумывал бы о покупке дома в Робин-Хилле, если бы не понял по лицу Джун, что она не оставит его в покое.

На другой же день за завтраком Джун спросила, к какому часу велеть подавать карету.

– Карету? – сказал он невинным тоном. – Зачем? Я никуда не собираюсь.

Она ответила:

– Надо выехать пораньше, а то дядя Джемс уедет в Сити.

– Джемс? Зачем мне Джемс?

– А дом? – Джун сказала это таким тоном, что притворяться дальше уже не имело смысла.

– Я еще ничего не решил, – ответил он.

– Надо решить. Надо решить, дедушка, подумай обо мне.

Старый Джолион проворчал:

– О тебе? Я всегда о тебе думаю, а вот ты никогда о себе не подумаешь, а надо бы подумать, чем все это кончится. Хорошо, вели подать к десяти.

В четверть одиннадцатого старый Джолион уже ставил свой зонтик в холле на Парк-Лейн – с пальто и цилиндром он решил не расставаться; сказав Уормсону, что ему нужно поговорить с хозяином, он прошел в кабинет, не дожидаясь доклада, и сел там.

Джемс был в столовой и разговаривал с Сомсом, который зашел на Парк-Лейн еще до завтрака. Услышав, кто приехал, Джемс беспокойно пробормотал: “Интересно, что ему понадобилось?”

Затем он поднялся.

– Ты только не торопись, – сказал он Сомсу. – Прежде всего надо разузнать, где она, – я заеду к Стэйнеру; они молодцы; уж если Стэйнер не найдет, то на других и надеяться нечего, – и вдруг, в порыве необъяснимой нежности, пробормотал себе под нос: – Бедняжка! Просто не знаю, о чем она думала! – и вышел, громко сморкаясь.

Старый Джолион не поднялся навстречу брату, а, протянув руку, обменялся с ним форсайтским рукопожатием.

Джемс тоже подсел к столу и подпер голову ладонью.

– Как поживаешь? – сказал он. – Последнее время тебя совсем не видно.

Старый Джолион пропустил это замечание мимо ушей.

– Как Эмили? – спросил он и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Я заехал по делу Босини. Говорят, этот дом, который он выстроил, стал вам обузой?

– Первый раз слышу, – сказал Джемс. – Я знаю, что он проиграл дело и, наверное, разорится теперь.

Старый Джолион не преминул воспользоваться этим.

– Да, наверно, – согласился он, – но если Босини разорится, “собственнику”, то есть Сомсу, это недешево станет. Я думаю вот о чем: раз уж он не собирается жить там…

Поймав на себе удивленным и подозрительный взгляд Джемса, он быстро заговорил дальше: