Сага о Годрланде (СИ)

— Мой господин кругу поклоны отбивает, мяса не ест, пророка почитает. Если зарежет одну свинью, хуже не будет, а людям спокойнее.

Вот оно как! Значит, даже всемогущему пророку не под силу зараз изничтожить старые обычаи. Они всё равно проклевываются и сквозь ворожбу, и сквозь солнечную паутину.

— Кто же нынче такой храбрый, что намеревается аж пир устроить и гостей созвать? И зачем ему наш Пистос?

Милий покачал головой:

— Сказать по правде, то новый род, пробился в знать лишь при сарапах. В прошлый приезд Набианор пожаловал Брутусу часть отобранных земель, а вот за какие заслуги — неизвестно, но слухи ходили всякие. Поговаривали даже, что Брутус, в то время обычный воин, стоял на воротах и открыл их сарапам, только как один человек смог бы убить всех стражников? Словом, в одночасье Брутус из черни стал аристократом с правом покровительства. Господин Пистос тот род всегда презирал и сыну ходить к ним запрещал, только господин Феликс всё равно завел дружбу с сыновьями Брутуса на пирах у других родов, менее щепетильных.

— Каких? — недопонял я.

— Не таких разборчивых, как мой господин.

— И что они хотят, эти Брутовы дети?

— Чтобы господин Феликс пришел к ним на пир. И гонец особо попросил, чтобы господин взял с собой северных друзей. Можно хоть всех.

Трудюр, что проходил мимо, аж забыл куда шел.

— Пир? Кай… — у шурина только что слюна изо рта не закапала.

Изголодался, бедолага, по женской ласке. Давненько я не отпускал ульверов в песчаный дом, а уж Трудюра и вовсе держал в кулаке, памятуя о словах Тулле. Я и Рыси запретил руны прятать, и сам старался лишний раз к дару не прикасаться.

Мы ведь с приезда Набианора толком не веселились, да и ели не так чтобы досыта. Цены на снедь пока только поднимались, несмотря на отъезд сарапов. А тут добрый пир да с жареной свининой! У меня самого слюна потекла.

— И когда будет пир? В чьем доме? Феликс! Где ты там?

Милий даже ухом не повел, а ведь поначалу кривился, слыша, как я покрикиваю на его господина.

— Звал, Кай?

Фагр появился из двери, ведущей во двор. Никак опять со Свартом дрался? Вон ухо красное какое, видать, снова отхватил плюху.

— Зовут тебя на пир эти… Брутовы дети. Зовут вместе с нами. Каковы у них гуляния?

— Эти-то… — Феликс дернул щекой. — Меры не знают, цены монетам — тоже. Сам я у них не был, но не раз слышал: гуляют они так, что потом не помнят, где небо, а где земля.

Пистос говорил бойко, щедро перемешивая нордские и фагрские слова, но я уже привык и понимал его без труда. Да и ульверы тоже поднатаскались в здешней речи, особенно после появления клетусовских хирдманов. Не всё же Хальфсена дергать!

— А что? Годится! — ухмыльнулся я.

Пусть это будет наш последний пир в Гульборге! Повеселимся во славу Скирира, раз уж нынче его время. Как-никак мой покровитель и даритель.

А раз Брутссоны хотят увидеть побольше северян, так я решил взять почти всех ульверов, оставил лишь Отчаянного да Видарссона, пусть приглядят за нашими фаграми. Одного клетусовского парня я решил прихватить с собой — ловкача, чтобы вознаградить за усердие в изучении нашей речи. Понятное дело, в личине да в наших одежках со строгим наказом не показывать себя и не выказывать знание фагрских слов. Сам бы я так не рискнул, но Простодушный посоветовал, мол, пора проверить новых хирдманов на верность и честность.

Нам на руку было еще то, что Брутссоны устраивали гуляние не в самом Гульборге, а в поместье, что в дне пути от него; даже если и случится чего, удрать наш фагр сумеет. Милий сказал, что у них был дом в городе, но его быстро продали. Уж больно невзлюбил простой люд Брутусов род, всякие пакости устраивал: то голову собаки к двери прибьют, то нечистотами порог обольют, а то и горящее полено забросят. Вот и уехал Брутус куда подальше, а уж там всех весельчаков сумел пристрожить. Запорол, поди, насмерть. У законников хоть руки длинные, но в каждый дом и им не залезть.

С трудом мы дождались указанного срока, Трудюр так и вовсе едва пол не проломил, стуча копытом от нетерпения. Ну или не копытом. Оружие мы с собой взяли, потому как добираться до места целый день, мало ли кто повстречается по пути. А вот броню оставили дома: всё же не воевать идем, а пировать.

То ли из-за желания хорошенько надраться, то ли еще почему, только добрались мы до нужного поместья гораздо быстрее. Даже спрашивать дорогу не пришлось: на первой же развилке стоял раб в нарядных одеждах и с цветочным венком на голове. Он уточнил, к Брутссонам ли мы едем, одарил нас цветком мака и указал нужный путь. И так было на всякой развилке, к которой мы подходили.

Само поместье привольно раскинулось на вершине холма. Внутри его высоких стен легко бы поместился Сторбаш, при том не один. Ворота были широко распахнуты, и со двора уже слышалась музыка, веселые голоса, женский смех, доносились сладкие запахи.