— Подожди еще немного. Хотевит и так из кожи вон лезет. Клянусь бородой Фомрира и грудью Орсы, что если к весне фагр не вернет долг, Хотевит продаст дом, где вы живете, и отдаст всё сполна.
— Клятвы, обещания… Уже дурно от них! И от жары этой. И от вони верблюдов! И масло это мерзкое. Им тут всё провоняло! А бабские голые морды у мужей? Смотришь и не понимаешь — бить его или за жопу хватать! А ты видела здешних тварей? Даже Бездновы твари тут неправильные! Лживые! — с каждым словом я всё больше распалялся. — Мы ведь немало всяких поубивали: и быстрых, и стайных, и таких, что не понять, где рубить вообще. А здесь даже озеро может быть тварью! Как его бить? Куда? Еще говор этот фагрский. Хуже только сарапский! Всё шепелявят да тянут, будто у них вместо языка коровья лепешка. Она вдруг обняла меня, прижала к себе и закачалась из стороны в сторону, словно убаюкивая.
— Бедняга Кай. Осиротел, — прошептала Дагна. — Остался совсем один. Нет больше твоего хёвдинга, нет Альрика. Теперь только ты впереди стоишь, а хирд за твоей спиной укрывается.
Ее слова текли мягкой волной, обволакивали уши и саму душу. А она говорила и говорила, я уже и не вслушивался, а просто стоял, окутанный ее теплом и материнской жалостью.
Нас прервал стук двери, на порог выскочил перепуганный раб и что-то залепетал на фагрском. Я отошел от Дагны, глянул на нее, но она тоже не понимала этот Безднов язык. И мы ринулись в дом.
Там привычно окровавленный Лундвар дрался с Хотевитом. У Жирного было разбито лицо, борода и зубы в красных пятнах, и он держал нож. Отчаянный стоял с пустыми руками, но у него был его дар. А еще слабость после недавнего отравления. Конечно, ему бы пригодилась новая руна, но не ценой жизни моего должника!
Мы с Дагной молча втиснулись между дерущимися. Я удержал кулак Лундвара, Дагна выхватила нож у Хотевита.
— Ты слишком слаб для такой женщины! — прорычал Отчаянный.
— Так у тебя рун не больше! — огрызнулся Жирный.
— Да я хельтом вмиг стану, а ты так и помрешь хускарлом!
— Пока ты только слабнешь!
— Я за месяц верну себе силу!
— Двадцать илиосов против одного, что не сможешь!
— Увидишь! И тогда я заберу у тебя не только монеты.
Я зло уставился на Дагну, а та лишь пожала плечами. И вот так всегда? Неудивительно, что у нее ни с одним хирдом не сложилось.
— Жирный, забирай невесту и уходи! Лундвар, пока он долг не вернет, никаких смертей!
— Потому я его и не убил сейчас, — гордо заявил Отчаянный.
Хотевит дернулся ответить, но Дагна выволокла его из комнаты.
— А теперь скажи, где думаешь за месяц отхватить три руны? — спросил я у своего хирдмана. — Снова в пустошь идти? К озерной твари? Второй раз лекарь может тебя и не вытащить.
Живодер разинул было рот, да Рысь его одернул. А вот Болли никто остановить не догадался.
— Можно на арену пойти. Не как раб, а как поединщик. Будет сам бои выбирать. Если есть дар какой интересный, так и плата будет хорошей.
— И пойду! — буркнул Лундвар. — Дар у меня с кровью связан. Чем больше лью, тем сильнее становлюсь.
— Хороший дар, — согласился Болли, не замечая моего гнева. — Зрителям такое по нраву, но с тварями придется быть осторожнее.
— Какая, в Бездну, арена? — воскликнул я. — Он едва на ноги встал! И дури в нем больше, чем ума! Снова в твариной крови искупается — вовсе калекой станет, коли не помрет.
— Нет, Кай. Я пойду! Мы сейчас не в походе, дел у нас нет. Если запретишь, так я из хирда уйду. Плату за лечение обещаю вернуть сполна!
Я понимал, что Отчаянный сильно захмелел. Всё же потерять три руны разом нелегко, да и крови мы немало у него забрали. Долгое воздержание в пустыне, ранение, хмель, красивая баба с чарами, обидные слова Хотевита, которые Лундвар и сам, поди, себе не раз говорил… Немудрено и разум потерять. Но сказать мне такое в день похорон Альрика, на тризне в его честь? Да еще и при гостях?
Я ему врезал.
Лундвар отлетел назад, ударился спиной о стену и сполз вниз.
А ведь я даже не злился. Внутренности словно льдом покрылись. Я вроде бы и понимал, что делаю глупость, но остановить себя не мог.
— Кто-то еще хочет уйти из хирда?
Я развернулся, вышел во двор, лег на жухлую траву и уставился в небо. Хорошо, хоть звёзды тут были те же и луна та же, что на Северных островах. Мы ушли оттуда всего полгода назад, а я уже хотел вернуться. Хотел увидеть разбухшую от бремени Фридюр, подросших Ульварна и Фольмунда. Ингрид, наверное, тоже поменялась за это лето. Освоились ли бритты в Растранде, приготовились ли к зиме и северным морозам? И каков был нынешний урожай? А Рагнвальд? Что там твари с земель Гейра: повылазили или так и остались на том острове?
— Вот ты где…
Рядом плюхнулся на траву Трёхрукий Стейн, помолчал чуток, вздохнул и сказал:
— Ты на Болли не злись, он часто лезет куда не следует. Да и мысль об арене не так уж и плоха. Вы всё равно ж тут до весны, так почему б не поднять рун, а заодно и золотом не разжиться? Всем хирдом туда, конечно, лезть не стоит, но одному-двоим почему б и нет? Иначе у тебя хирдманы за зиму закиснут. Или поубивают друг друга со скуки.