Сага о Годрланде (СИ)

Когда все расселись, в центр площадки вышел довольный краснощекий фагр в длинной накидке и заговорил. Милий шепотом пересказывал его речь, но я особо не вслушивался. Там было что-то про славный фагрский род, про его корни, листья и прочие части, и вот его сын с дурацким фагрским именем ступает на тот же путь. Потом вышел мальчишка, крупноватый и рыхловатый, как по мне, без единой руны. Он явно гордился и собой, и своим первым мечом, и блестящим нагрудником, и железными наручами, и шлемом с серебряными узорами, и ярко-выкрашенным щитом.

Мне аж стало любопытно, что за зверь такой, против которого нужно столько брони. Ну явно же не коза и не свинья. К тому же свинью замучаешься мечом рубить, и все гости ее кровью умоются.

Малец, красуясь, прошелся перед гостями, сделал несколько взмахов мечом. А после этого на арену вывели его жертву.

Я переглянулся с Квигульвом и Рысью. Скорее всего, получение первой руны задумывалось в виде поединка, причем, на первый взгляд, поединка между равными, потому что соперником богатого юнца был безрунный парень примерно тех же зим или чуть старше. Ему также всучили меч со щитом и отправили на бой. Только вот сразу было видно, что он впервые держит оружие, настолько неловко рукоять меча лежала в его руке — стоит лишь слегка ударить, как он выронит его. Но на всякий случай его еще чем-то опоили, потому как парень явно не соображал, где находится и что надо делать.

Впрочем, мне ли возражать? Я вовсе безоружного калеку зарубил.

На поединок смотреть было неприятно. Богатый юнец неплохо управлялся с мечом и мог бы легко убить соперника, но решил в начале развлечься. Он прыгал вокруг раба и неспешно резал его, пока тот не покрылся неглубокими ранами с ног до головы. Боль постепенно дошла в одурманенную голову раба, он наконец понял, что его убивают, взревел, кинулся на противника, забыв о щите. И только тогда юнец вспорол ему живот, а потом перерезал горло.

Мы все ощутили появление первой руны у мальчишки. Все гости захлопали в ладоши, закричали поздравления, и отец новоиспеченного воина пригласил всех за пиршественный стол.

* * *

1 Месяц Нарла — с 23.10 по 23.11

Глава 3

Пиршественный зал был самым большим в терме. Там хватило места и для пары десятков столов, и для лавок, обшитых мягкими тканями, и для нескольких музыкантов, и даже для плясунов. На празднование первой руны пришли почти две сотни гостей, и еще столько же народу крутилось возле, обслуживая, подавая, убирая и развлекая.

Пока мы купались и ходили из комнаты в комнату, я и не видел, что за люди пришли сюда, а вот сейчас, сидя за столом, смог окинуть взглядом всех разом. В середине зала устроились отцы семейств, уважаемые мужи под сорок-пятьдесят зим, среди них были и сарапы. Левую часть зала заняли мальчишки, скорее всего, дети тех самых мужей и приятели перворунного юнца. А справа сидели парни от двух до трех десятков зим, и мы волей-неволей оказались среди них.

Разговоры в каждой из групп велись свои. Мальчишки не могли усидеть на месте, то и дело вскакивали, разглядывали окровавленный меч, показывали, как бы они убили того раба. Взрослые мужи вели степенные беседы, по серьезным лицам было понятно, что обсуждали они далеко не пиршество. А на нашей половине, судя по всему, велись словесные битвы, в которых мы никак не могли поучаствовать из-за незнания языка. Милий, хоть и обещал помогать с фагрскими речами, сказал, что это пустые разговоры и незачем их повторять. Но я же видел насмешливые взгляды этих фагров!

Вино лилось рекой. Мальчишки быстро захмелели, да и много ли им надо, безрунным и перворунным? В зал вбежали девушки в тонких накидках, завиляли бедрами, затрясли руками, зазвенели колокольцами на браслетах. Наплясавшись, они застыли на месте в странных позах. И юнец, в честь которого был пир, с трудом поднялся из-за стола, схватил пару ближайших девок и побрел в другую комнату.

— Тот господин говорит, что его сын станет сегодня мужчиной еще раз, — пересказал шутку Милий.

Глядя на вихляющую походку юнца, я засомневался, что у него достанет сил. Поди, уснет сразу, как только ляжет.

Фагры поднимали чаши, произносили речи, смеялись, смотрели на плясуний, на уродцев, что пришли им на смену. Пир как пир, разве что побогаче наших и почему-то в бане.

После уродцев в зал вбежали новые плясуны, только они не столько плясали, сколько прыгали, кувыркались прямо в воздухе, изгибались так, словно из них вынули все кости. Я вспомнил о рыжем бритте Фарлее, который даже ходил по улицам так, будто выступал перед толпой зрителей. Один раб ловил апельсины и снова подбрасывал, сначала-то апельсинов было всего три, но потом ему стали подкидывать еще, он их тоже ловил. И так, пока не стало казаться, будто у него не две руки, а по меньшей мере десять. Трехрукий Стейн так тоже умел, но он был хельтом с даром на быстроту рук, а тут обычный трэль!