Сага о Годрланде (СИ)

Тут уже и у меня руки зачесались взять его за горло и хорошенько встряхнуть. Я с трудом подавил гнев и процедил сквозь зубы:

— Что значит «не пойдем»? Отказываешься от своих слов? Думаешь увильнуть?

— Нет! Я тебе сейчас всё растолкую. Давай поговорим в другом месте, угощу тебя хорошим вином.

Тем временем рабы начали приносить угощение: пышные белые лепешки, горшок с рыбной похлебкой, жареное мясо с медом, запеченную рыбу, несколько чашек с соусами, гороховую кашу, кашу из белого зерна, в которой чернело что-то вроде тараканов или овечьего дерьма. Уже потом я узнал, что это называется изюмом, и делается оно из сушеных ягод.

Я сглотнул слюну.

— Для нас накрыли отдельный стол, — продолжал увещевать Хотевит, — там блюда не хуже.

Парни жадно набросились на еду: хватали мясо голыми руками, макали лепешки в соусы, осторожно трогали изюм, чтоб проверить, не зашевелится ли. Видарссон закашлялся, покраснел и закричал:

— Еда жжется! Жжется! Язык горит!

Схватил кувшин и выхлебал едва ли не половину за раз.

Мда, пожалуй, лучше и впрямь поговорить с Жирным отдельно, пусть мои хирдманы пожрут спокойно. Я махнул Простодушному, чтоб следовал за нами, и зашел с Хотевитом в дом.

Там, в прохладной комнате, на мягких коврах стоял богато накрытый стол безо всяких гороховых каш. Вместо глиняных чашек и кувшинов — цветная стеклянная утварь, переливающаяся на свету, тонколепные узорчатые миски и даже ложки были серебряными! И вино в прозрачном сосуде не бледно-розовое, как на столе у ульверов, а темное, красное, густое.

Мы с Херлифом уселись на вышитые подушки стульев, рабы тут же поднесли нам чаши для омовения рук, потом чистую тряпицу для обтирания. Хотевит сам налил нам вина и сразу перешел к делу. Оно и верно. Если б он вздумал заговорить меня, потянуть время тостами и пустой болтовней, я б точно разбил один из этих дорогих кувшинов об его голову.

— Я не отказываюсь от своих слов и хочу вернуть тебе обещанное. Несмотря на то, что случилось в Велигороде, твой хирд помог Дагне, вы спасли меня и ее, привезли в Гульборг, защищали, кормили. И я хочу отплатить вам за всё.

К нам за стол сел родич Жирного, тот самый муж, что открыл дверь. Он явно был не в духе: хмурился, толком не пил и не ел. А судя по его лицу, речи нашей он не понимал. Это Хотевит волей-неволей выучился за время пути нордскому языку, а этот живич, скорее всего, разумел только свой да здешний языки. Ну и, может быть, сарапский.

— Только в Годрланде жизнь идет иначе. Здесь нельзя спешить.

Я хлебнул вина. Крепкое, сладкое, оно приятно прокатилось по горлу и разгорячило кровь.

— Если я сегодня пойду к тому ярлу, его слуги меня не впустят, скажут, что ярл захворал или уехал в поместье за городом. Сначала нужно передать ему письмо, где будет сказано, что Хотевит Жирный хочет увидеться. Получив письмо, ярл расспросит людей и узнает, когда я прибыл в Гульборг, с кем, зачем, и лишь потом согласится на встречу. Скорее всего, та встреча будет не в его доме и не в моем, а в термах.

— Термы?

— Ну, что-то вроде бани, я рассказывал, помнишь? Так вот, если ярл узнает, что я попросил с ним встречи прямо в день приезда, то решит, что серебро мне нужно срочно. А если так, значит, либо у меня, либо у моего рода какие-то неприятности. И тогда ярл подумает, а зачем ему отдавать серебро тем, кто, возможно, скоро покинет Гульборг? Или скажет, что сейчас у него нет столько серебра, и он даст наполовину меньше, зато сейчас, и мы тогда забудем про его долг.

Хотевит разом выхлебал чашу вина.

— Потому мне нужно выждать несколько дней, походить по разным местам в Гульборге, что-то продать, что-то купить, сходить в термы, напомнить о себе и лишь потом написать ярлу. И с возвратом не торопить, а лишь напомнить о долге, сказать, мол, что мой род хочет еще несколько лавок открыть или отправить пару кораблей куда-нибудь за новым товаром, например, в Черные земли. Договориться, что часть долга он вернет серебром и золотом, а часть — товарами:пряностями, тканями или маслом. Потом распродать его товар, и лучше бы не здесь, а у нас, в Альфарики…

Я перебил Жирного:

— Верно ли я понимаю, что если тебе нужно серебро прямо сейчас, то ярл не вернет долг, а если как бы и не очень нужно, тогда вернет?

— Верно. Иначе тут и не делается.

— Что за глупости! — рассердился я. — А тот ярл… уж не сарап ли он?

— Нет, не сарап. Фагр.

— А почему же всех здешних ярлов не повырезали сарапы? Почему не забрали у них всё добро? В Бриттланд, я слышал, сарапы пришли с огнем и мечом.

— А зачем? Сарапы сюда не грабить пришли, а жить. Зачем убивать овцу, если можно каждый год состригать с нее шерсть? К тому же вся знать тут же поменяла богов и начала кланяться солнцу.

Я невольно посмотрел на второго живича. У того на шее висел золотой круг с высеченными лучами.

— В Бездну сарапов и фагров. Когда я получу свое серебро?

— Думаю, седмицы через три. Самое большее — через месяц.

Мы с Простодушным переглянулись. Альрик столько не продержится в переполненном городе.