Пока я слушал пересказ Хальфсена, заметил, что это не наводит на меня зевоту, как раньше. Напротив, мне было любопытно, как сарапы исхитрились не только захватить, но и удержать столь богатую землю. И ведь Годрланд — не единственный удавшийся захват. Эмануэль рассказывал и о других странах. А еще Бриттланд. И Северные острова… сарапы заинтересовались и ими. Потому, помимо долга Жирных и лечения Альрика, я решил, что нужно поболее вызнать про сарапов, их силу, конунга и как они воюют.
А пока мы с хирдманами поспешили к арене. Людей на улицах было видимо-невидимо, и многие тоже тащили с собой тюки с едой и меха с питьем. Главные ворота арены пока держали затворенными, видать, их открывали лишь для богатых гостей, так что мы пробрались к вратам поменьше, расталкивая людей рунной силой. Я отдал все монеты, что у меня были. Мы продрались по узкой тесной лестнице наверх и увидели каменные скамьи, будто бы вытесанные из пола. Они уже нагрелись на солнце и припекали задницу.
Тут я и сообразил, почему эти места стоят недорого. Они были на самом верху, а арена, где проходят бои, лежала далеко внизу. Словно с высокой горы поединок смотреть: ни тебе запаха крови, ни вспышек рунной силы, ни криков…
— А давайте спустимся! — предложил Видарссон. — Там вон сколько скамей, полгорода влезет.
Люди же все втекали и втекали на арену тоненькими ручейками и понемногу заполняли огромную чашу, редкие голоса, что отдавались эхом, сливались в сплошное гудение.
Я кивнул, и мы быстро спустились ниже, примерно на середку. Отсюда уже можно будет разглядеть и лица, и движения бойцов. Видарссон хотел было уйти еще ниже, чтоб подобраться вплотную к арене, но там вместо скамей стояли чуть ли не троны под занавесями, а возле них — оружные и доспешные воины. Мы же пришли едва ли не нагишом, даже поясные ножи пришлось оставить в доме, потому что на арену нельзя проносить ничего железного. Лавр пояснил, что когда-то давно был конунг, который жуть как любил такие бои, устраивал игры едва ли не каждую седмицу. Только вот серебра на это уходило многовато, казна пустела, по велению конунга с простого люда начали сдирать всё до последней шкуры. Вот народ и взбунтовался: на очередные игры люди пришли с ножами, дубинами и серпами, набросились на стражу, конунга сбросили на арену, и того растерзали твари.
Словом, не пустят нас на нижние места, а проливать кровь из-за такой малости не стоит.
А потом мы долго-долго сидели под палящим солнцем на раскаленном камне. Более опытные гульборгцы укрывались под тряпичными навесами на палках, заматывали голову, некоторые вовсе легли под скамьи и задремали.
Наверху сидела полная голытьба, ниже разместились более состоятельные горожане, и среди них мы, конечно, смотрелись странновато, но гнать нас никто не гнал. Иногда я замечал, как несколько мужчин направлялись к нам со зверскими рожами, но, почуяв нашу силу, разворачивались обратно. Самые нижние ряды оставались пустыми, только после полудня там засуетились рабы: расстилали покрывала, накрывали на столы, поправляли тонкие сетчатые занавеси.
Когда же солнце спустилось пониже, и тень начала наползать на западную сторону, пришли богатые гости. Множество сарапов в белых, зеленых и золотых одеждах, с мечами на поясах. Им почему-то разрешалось проносить оружие. Гололицые фагры в бабских платьях и накидках. Почтенные живичи с серебряными обручами на шеях. Женщин сюда, видимо, не пускали вовсе. В конце пришел белокожий фагр, весь в шелках и золоте, с большой свитой. Хальфсен, подслушав разговоры вокруг, сказал, что это и есть годрландский конунг. Алексиос! Как по мне, наш Рагнвальд даже без шелков выглядит лучше: увереннее и величественнее, что ли. А этот… за отца не сумел отомстить, слабак.
На арену вышел фагр с курчавой короткой бородой и заговорил так громко, что его голос слышали, наверное, даже за пределами арены. Хальфсен начал было пересказывать, да скоро махнул рукой:
— Он про конунга ихнего говорит. Какой он умный, справедливый и всякое такое. И про сарапского конунга тоже.
Лишь под конец Хальфсен встрепенулся:
— О! Он сказал, будто Набианор, ну, сарапский конунг, скоро приедет в Гульборг. И тогда будут устроены такие игры, каких еще не видывал город.
Едва толмач договорил, как вокруг поднялся шум. Почему-то эта весть сильно растревожила людей. Надо будет поспрашивать, в чем тут подвох. Они боятся или радуются? Будет резня? Или горожане опасаются чего-то иного?
Из-за поднятого гвалта мы едва не пропустили начало боев. Крикун проорал что-то невнятное, ушел с арены, и на песок вышли несколько бойцов. Среди них не было ни одного норда, так что вряд ли кто-то из них Волк. А когда они начали драться, я понял, что это не особо опытные воины. Мечами, топорами и молотами ребята размахивали с азартом, но заученно, скучно и будто под команды учителя. Один нападает, второй защищается, потом наоборот. Так бились перворунные под присмотром Хакона Безносого в Сторбаше, что еще не видали ни настоящих боев, ни крови, ни смерти своих братьев, ни трупов врагов.