Сага о Кае Безумце

Мы прошли к концу пристани и нашли там большую поленницу, забитую под самую крышу. Но стоило мне только потянуться за первым бревнышком, как откуда-то вынырнул человечек с длинными свисающими до плеч прядями волос и узенькой бородкой. На нем помимо длинного плаща была странная на вид шляпа, с широкими краями вокруг его головы. А что? Удобно! И вода на лицо не плещет.

— Три охапки — один эйрир, — заявил он.

Мы переглянулись между собой.

— Что? Эйрир за что?

— За три охапки, — он посмотрел на нас, скривился и пояснил: — За дрова!

— Ты что, дурак? С каких это пор за дрова платят? Вон лес, вот топор. Любой сходит и за так нарубит. Ты бы ещё за воду плату спросил! А она вон, сама с неба течет.

Человечек тяжко вздохнул.

— Вблизи лес весь вырубили. А так — иди руби, кто ж тебя остановит?

— Так ночь уже! И дождь! Нам бы просушиться да еду сготовить.

— Три охапки — один эйрир.

— Вот ты чудной, — рассмеялся я. — Если б ты приехал в Сторбаш, разве я бы взял с тебя плату за дрова? Или за хлеб с пивом? Или за крышу над головой? Не помрешь ведь, если дашь немного дров! Тут вон их сколько! На всю зиму хватит.

— Не знаю никакого Сторбаша! — начал сердиться человечек. — Тут Хандельсби! Знаешь, сколько кораблей сюда приходит? Каждому давать — так и разориться можно. А труды? Сначала два часа прёшься в лес, рубишь там целый день, на телегу складываешь, лошадь опять же… А потом еще тупоголовым деревенщинам объяснять, что да как!

Видарссон побагровел, но промолчал. Он явно был согласен со мной, но не хотел выставлять себя болваном. Тулле рассмеялся и положил мне руку на плечо, останавливая. Ибо я уже хотел объяснить этому двурунному, что не стоит ему оскорблять четырехрунного.

— Кай, это его работа. Он возит дрова и продает их приезжим.

— Не только приезжим. Местные тоже покупают, — буркнул человечек.

— Ладно, — скрепя сердце, согласился я. — А охапки мы сами будем брать?

Я прикинул, что можно сбегать за сакравором, а уж тот за раз половину поленницы вынесет.

— Еще чего? Я сам вам отмерю.

Он набрал в руки штук семь полешек, сунул их Видарссону, еще раз набрал семь — дал Тулле, затем протянул руку за деньгами.

— Так за три же? — сощурил глаз я.

— А монета у тебя за щекой, что ли? Плати, потом дам третью.

Я стиснул зубы, поискал в кошеле самый маленький кусочек серебра, отдал его и забрал последнюю порцию дров.

Вернувшись в сарай, я пересказал эту историю ульверам, но, к удивлению, они не возмутились местными порядками. Альрик, отсмеявшись, сказал:

— Теперь я боюсь выпускать тебя в город.

— Да с чего это? — огрызнулся я.

— Это тебе не глухая деревенька, где все друг друга знают, а целый Хандельсби! Тут кого только не встретишь. И обычаи иные. А вдруг ты не поймешь и зарежешь кого? И не всегда вирой откупишься. Рагнвальд сурово наказывает за нарушение порядков в своем городе.

— Да не трону я никого, если они первыми не полезут.

— Тут ведь разные люди встречаются. Они могут говорить иначе, одеваться иначе, а у некоторых даже другой цвет кожи.

Я усмехнулся.

— Да ладно? Это какой?

Какой самый невероятный цвет? Красных я видел, например, мой отец когда выпьет лишнего, Хвит у нас белее снега, синий и зеленый — это как синяк, значит, такие тоже бывают.

— Ну не черный же?

Альрик взъерошил мне волосы.

— Завтра увидишь.

* * *

Едва рассвело, Альрик с Вепрем и сакравором ушли к конунгу, нам же строго-настрого приказал сидеть в сарае и по городу не шляться. «Дабы какой беды не случилось» — сказал он и посмотрел на меня.

Последние дрова ушли на приготовление каши с рыбой, платить за дерево, которое можно и так нарубить, никто не хотел. От скуки Халле Рыбак поборолся с Видарссоном. Только вот Рыбак делал это в шутку, а Видарссон пыхтел и упирался вполне честно, что не помешало ему вымести пол спиной.

Скучно!

Я встал у двери и смотрел на город. Точнее, на пристань и залив. Первые лодочники уже вышли на свой нехитрый промысел, засновали женщины и рабы. Мужчины в большинстве носили из оружия только поясной нож. Ни секир тебе, ни мечей.

Мимо прошла богато одетая женщина, фибула на её синем плаще сверкала золотом, из-под платка свисали длинные серьги с каменьями. Побрякушки, которые я купил для Ингрид, по сравнению с ними показались блеклыми и дешёвыми. А если получить такую фибулу в оплату, то она принесет ульверам больше денег, чем мы заработали за год.

Прошла, глянула на меня, усмехнулась, подозвала лодочника, кинула серебряную монету и отплыла на ту сторону залива.

Целую серебряную монету! И за что? Да тут идти-то всего ничего! И бесплатно притом.

— Тулле! — крикнул я. — А, Тулле!

— Чего тебе?

— Не хочешь ли ты искупаться? Спорим, что я быстрее доплыву до того берега!

Тулле вышел из сарая, а за ним подтянулись и остальные ульверы. Обрадовались хоть какому-то развлечению.

— Альрик запретил уходить отсюда, — заметил Хвит.

— Так мы и не уходим. Плавать он нам не запрещал.

— Вода, наверное, ледяная, — поморщился друг. — За так не поплыву.

— Хмм, ставлю полмарки, что доплыву первым.

— А обратно?

— А обратно — бегом. Заодно и согреемся. Прибегать к сараю Альрик тоже не запретил.