Сага о Кае Безумце

— Закончил я свои дела. Хотел вещи забрать, так ведь машет топором, окаянный, не даёт ни за что схватиться. И оружия при себе нет, чтобы отмахнуться. Да и стыдно. Я ж думал, что вдова, а это мужняя жена. По всем видам выходит, что я виноват. Вот я и выбил дверь. Бегу, значится, дождь идёт, грязь шлёпает, и я, голозадый, мчусь на пристань. А за мной этот мужик бежит, орёт. Копьё мне в спину швырнул так, что синяк остался. На корабле уже наш тогдашний хёвдинг меня прикрыл, мужика успокоил. А я его через два года на хольмханге всё же зарубил. Злопамятный он был. А ведь если бы не мстил, так ещё жив был бы.

Посмеялись мы, еще по кругу выпили.

В общем зале то одно развлечение, то другое. И музыка разная, и певцы голосистые, и танцевали танцы иноземные, и скальд выходил, песнь о подвигах Рагнвальда затянул. А мне даже поворачиваться туда лень. Уж больно хорошо за нашим столом сиделось. И люди тут веселые. Душевные. Слушал я их истории, и нравилось мне, что не хвастались хельты своими подвигами боевыми, хотя ведь наверняка немало их было. Больше шутили.

Вскоре и Магнус вернулся, растрепанный, взмокший, но улыбка до ушей расползается. А золотой цепи на шее нет. Дороговато встала ему уродливая рабыня. Ничего, утром ему отец объяснит, за что стоит платить золотом, а на что и эйрира потратить жаль.

Скагге Тюлень, хускарл, что победил в кнаттлейке, тоже решил высказаться.

— Плавали мы тогда по южным водам, деревни грабили понемногу. Особенно удачно, если в деревне было святилище вот этих, — Скагге кивнул в сторону солнцепоклонника. — Тогда и по домам шарить не надо, все серебро и золото там. За три месяца нагребли мы много, только жаль — рун не подняли. Уже плывём мы обратно на север, и тут за нами корабль. Клянусь бородой Фомрира, на двести весел и парус, что поле, квадратный, огромный!

Я вытаращил глаза и попытался представить такой корабль. Самый большой из всех, которых я видел, был на двадцать пять пар вёсел, и тот показался мне чуть ли не Нарловым судном. А тут сразу на сотню пар! Не в каждый фьорд такой войдет, не к каждой пристани причалит.

— Прикинули мы хрен к носу и поняли, что против такой толпы и не выдюжим, и давай на весла. Нас тридцать, все свежие и гребем, будто Нарл у нас за кормчего. А ветер переменился. Те парус развернули и за нами. Полдня вдогонку плыли. Тут наш Акун, остроглазый, как сам Хунор, глянул на корабль и давай ржать, что тот конь. Мы к нему. Что? Чего? Он нам и говорит, мол, на том корабле на веслах трэли сидят, а рунных едва ли пятеро будет. Мы весла убрали и на парусе пошли, заманиваем, значит. Они нас догнали, таранить хотели. Так где там? Они пока развернулись, мы три раза кругом обошли. Взяли их на абордаж. Воинов порубили быстро, а трэлей на весла и на север. Продали и корабль, и рабов, так я себе поместье купил, вона женился недавно.

Ого! Есть земли, где все люди кланяются солнцу! Мяса им есть нельзя, убивать нельзя. Значит, там все слабые да безрунные! Эх, если б я только за богатством гонялся, точно бы отправился туда. Но что толку, если там руну поднять нельзя?

Обожрался я так, что уже ни кусочка в горло не лезло. Голову туманило, но соображал я еще неплохо, в отличие от Магнуса, который по возвращению выхлебал еще две кружки крепкого меда, и уснул на столе. Болли Толстяк продолжал усердно кушать, и ведь не притомился даже.

Вышел я во двор опростаться, а как вернулся, в зале шум, гам! Того и гляди, ножи хватать начнут да на бой кликать. Я стороной обошел, сел на свое место и давай слушать.

Вроде бы как повздорили воины. Один — наш, второй — смугло-бородатый. То ли черноволосую бабу не поделили, то ли за блюдо какое сцепились, а может, и вовсе взгляд не понравился.

Иноземец хоть и неправильно говорил по нашему, но всё ж понять его можно было. Звал он нашего на бой, говорил, что с деревяшкой любой трэль побегать может, а ты попробуй против воина выстоять. Говорил, что топорики наши только дерево и могут рубить, а настоящее оружие — это меч. А когда он наших богов поганить начал, тут уже все поднялись. За такое и жизнью поплатиться можно!

Рагнвальд и хускарл в белых тряпках тоже встали. Конунг на наших прикрикнул, хускарл по птичьи прочирикал что-то. Тут и узкоглазый вмешался, и железячный воин заговорил. Потом северянин в мехах как хлопнет в ладоши, да еще и силу примешал. Будто земля под ногами треснула! Разом все сели на места и замолкли.

Кеттил приподнял бровь и с любопытством уставился на северянина. Тот медленно поднялся, поправил меховую шапку и так же медленно заговорил:

— Ты, конунг Рагнвальд, в начале правильные слова сказал, — и коротко поклонился Беспечному. — Все воины хотят узнать, кто самый сильный да умелый. Да только ради праздного любопытства незачем жизни тратить. Для того вы играете в кнаттлейк. Для того и у других народов есть свои игры. Мы не хотим смертей. Вы не хотите смертей. Но наши воины жаждут посмотреть на удаль рунных из других земель и себя хотят показать. Чтобы слава об их силе разнеслась по всем морям!

Рагнвальд усмехнулся.