Сага о Кае Эрлингссоне

Я с тоской смотрел на стол, заставленный кувшинами с пивом и горьким медом, там даже были глиняные запечатанные бутыли с иноземными винами, которые в свое время привез отец ярла Сигарра. Горами вздымались блюда с жареной свининой, копченым салом, птичьи масляные тушки исходили ароматным дымком, белый козий сыр с травами соседствовал с жирной пропеченной рыбой, на которую, впрочем, никто и не зарился, лепешки блестели от масла. Рабы раздавали кабаньи ребра, щедро политые жиром. Я сглотнул слюну, отхлебнул воды и скривился. Как же надоело пить одну воду!

Торкель все же сумел испортить мою жизнь. Уж не знаю, что он там повредил мне во внутренностях, но я вообще не мог есть, даже от куска хлеба выворачивало, от запаха мясного воротило. Да что там мясо! Я воду смог проглотить, не выплюнув кишки, лишь к вечеру.

Рядом слегка покачивался Тулле с перемотанной головой. У него с кишками все было в порядке, но почему-то он тоже не мог ни есть, ни пить, хотя ему Торкель врезал по голове. А вот Вепрь, который вырубил себя своим бродэксом, жрал в три горла и пил сразу за пятерых. Видимо, его голова покрепче туллевой будет.

После победы ярл Сигарр позвал всех наемников в дом отца, не опозорил себя подозрениями и недоверием. На небольших лодчонках мы поднялись вверх по реке, мимо густых хвойных лесов и высоких обрывистых берегов, остановились возле приметной серой скалы, где нас встретили и на телегах отвезли прямо в самую чащобу. Меня укачало на ухабистой дороге так, что я не заметил, как мы выехали из леса и оказались в поселении Сигарра. И это было поистине великолепное место.

С одной стороны выстроились стеной толстенные разлапистые сосны, с другой — вздымалась величественная гора, от которой был отколот преизрядный кусок, обнажая разноцветный камень. Когда я поднял глаза наверх, подумал, что гора сделана из чистого серебра, так ярко сверкали на ней серебристые нити в солнечном свете. Оказалось, что это крошечные ручейки просочились через камень и стекали, сплетаясь и расходясь, точно тончайшая вязаная шаль у невесты, они как раз и блестели. У подножия горы торопливо бежала небольшая речушка, на берегу которой стояло поселение.

— Мы называем ее Серебряной горой, а речку — Серебрянкой. А это Сёльвхус, серебряный дом.

И это был самый большой дом, который я только видел. Весь поселок уместился в этом доме. Под его крышей поместился бы целый драккар, может быть, даже с мачтой и парусом. Встречать нас высыпала целая толпа женщин, девок и детей, немного стариков, словно все мужчины, что были на землях Сигарра, — это его хускарлы. Я помнил историю об отце Сигарра Сигвальди Добряке, и все же не сразу сообразил, что Хрейн сумел вырезать почти всех мужчин.

Сигарр изрядно утомился во время обратного пути, кашлял чаще обычного, на его бледном лице пунцовыми пятнами горел румянец, но он сумел собраться с силами и поприветствовать своих людей. Всех старух и стариков он пообнимал, каждому что-то сказал, а потом обратился к нам:

— Благодарю, добрые воины, за вашу доблесть и силу. Я надеюсь, что вы останетесь погостить на эти семь дней, отдохнете как следует, залечите раны. Наша серебряная вода благословлена богиней Орсой и очень полезна для восстановления сил. И чтобы ваш отдых проходил без лишних сомнений и волнений, обещанную плату я отдам сейчас.

Сакравор уже успел принести небольшой, но тяжелый сундук, доверху набитый разномастными серебряными монетами, кольцами и цепями. Сигарр подозвал хёвдинга Сигурда и аккуратно передал ему приличную кучу серебра. Этот хирд понес самые большие потери и уменьшился на треть. Затем заплатил Орму и его хирду, мы прибыли последними и плату получили тоже последними.

Альрик еле слышно сказал:

— Тут больше договоренного.

— Я плачу тем, кого нанял, а не тем, кто вернулся, — так же тихо ответил Сигарр.

После этого вся женская орда нахлынула на нас, подхватила, закружила и отволокла в дом. Внутри зал был разделен тонкими перегородками на небольшие комнатушки, я даже не успел разглядеть, что там и как, как тут же оказался раздетым до исподнего, а древняя позеленевшая от старости бабка тыкала когтистым пальцем мне в живот. Я взвыл от боли и посмотрел вниз. Ребра были разукрашены разноцветными пятнами, и только тогда я понял, что мне больно дышать. На животе багровый подтек. Руки-ноги тоже покрыты ссадинами и синяками. И это я еще не видел свое лицо, тоже изрядно расцвеченное и опухшее на одну сторону.

— Этого в баню, много жара не надо, не парить, не прогревать. Грязь соскребите, и пусть отлежится, — приказала бабка.

После мытья меня привели обратно, намазали десятком разных вонючих смесей, часть из них влили в глотку, я ими радостно проблевался. Затем уложили на лавку, накрыли полотном, также пропитанным полезным травяным раствором. И я уснул.