Сага о Хельги

– Ингрид, я не хотела бы, чтобы наша дружба расстроилась. Ведомо мне, как всем вам тяжело в изгнании, ведь и сама я не живу больше в доме отца, на высокой белой скале над плещущим морем. И зовусь я так, как звали меня северяне, а не тем именем, каким звала меня мать. И хочется, чтобы кто-то был моим преданным другом в далекой земле. Но ведомо мне, что Торвинд Кабан и Туранд Змеиный Язык – твои враги. И то, что я начала помогать им, разрушило нашу дружбу. Однако прошу я тебя простить мне мою ошибку, ведь и ты сама как-то дала себя провести Туранду. И чтобы показать тебе, как я хочу твоей дружбы, расскажу тебе все без утайки.

И Эдла рассказала про свой разговор с Турандом, и как тот дал ей золото и обещал, что Олаф Трюггвасон поможет ей стать королевой. И как она поверила его словам и немного подправила гаданья, чтобы знаки были более благоприятными. Но как потом она поняла, где Туранд ее обманул, и теперь хочет просить прощения у Ингрид, с которой она так несправедливо поступила.

Ингрид ответила, что прощает ее, так как знает, как сладки бывают слова на языке Туранда и что даже мед Браги, ради которого сам Один обращался змеей, не сравнится с ними в сладости. Поэтому она рада простить Эдлу, тем более что та дает им приют, и не пристало им обижаться на нее, живя в ее доме. А потом она спросила:

– Где же Туранд обманул тебя? Ведь, как бы то ни было, золото позволит тебе стать свободной, если ты захочешь.

Эдла ответила:

– Да нет, не здесь меня обманул Туранд. Вижу я, что и сын Трюггви хотел бы, чтобы мы с Олафом поженились. Но вспоминала я слово за словом наш с Турандом разговор и словно снова увидела, как забегали его глаза в конце, когда он говорил о том, почему конунгу Норвегии есть выгода, чтобы Олаф женился на мне. И поняла, что истина совсем не в том, что сыну Трюггви не хочется, чтобы слово жены Олафа было слышно на семейном совете. А заботит его другое: если Олаф женится на мне, то, если он умрет, то всех наших с ним детей можно будет объявить детьми рабыни и обойти наследством. А Свитьод отойдет детям Олафа Трюггвасона и Сигрид, коли они появятся.

– Странно мне видеть, как ты думаешь о таком далеком будущем, когда ни у тебя, ни у Сигрид с Олафом детей еще нет, – сказала удивленная Ингрид.

– Отец учил меня, что будущее наступает слишком быстро и о нем надо заботиться уже сейчас. Олаф и Торвинд, видать, так и делают.

– Что же, рада я, что ты раскусила козни Туранда и теперь понимаешь, что не только нам будет худо от этой свадьбы. Но, боюсь, ничего уже не изменить. Остается надеяться, что твои дети родятся быстрее, чем дети Олафа с Сигрид.

– Для этого важно, чтобы мой Олаф почаще бывал дома, а не проводил зимы в Финнмарке. Но это неважно. Свадьбы, возможно, не будет, – тихо сказала Эдла.

– Как?! – Ингрид вскочила. – Но ведь уже все договорено: через месяц после весеннего солнцестояния…

– Да, но не решено, надо ли Сигрид креститься, – ответила Эдла. – К тому же Туранд заходил ко мне перед отъездом и просил совета. Он теперь верит, что я на их стороне, а я его не разубеждала. И он спросил, как поступить Олафу сыну Трюггви с крещением Сигрид. И я ответила, что ему надо быть настойчивым, и если Сигрид будет отказываться, то нужно будет показать свою твердость и заставить ее. Такого с ней никто никогда не делал, и она еще больше станет уважать Олафа как своего мужа.

– А что произойдет на самом деле?

– А на самом деле, – ответила Эдла, – я внушу Сигрид, что только старые боги – хранители ее удачи. И что если она откажется от них, то придется ей стать обычной женой и вести хозяйство, пока муж ее будет вершить великие дела. Посмотрим, что из этого выйдет. Веришь ли ты мне теперь, что я снова с вами?

И Ингрид обняла ее и сказала, что лучшей подруги у нее в жизни не было. И добавила, что и Хельги, несомненно, обрадуется их дружбе, когда вернется из Гардарики. Эдла ответила, что, без всяких сомнений, Хельги будет рад за них обеих.

Вскоре наступил праздник Йоль, который в том году был очень веселым, потому как из Финнмарка вернулся Олаф конунг свеев. Все много пели и пили яблочное пиво, а Олаф и Эдла давали друг другу клятвы под омелой. Потом они плясали на полях вокруг костров, что разжигали бонды, чтобы почтить Фрейра, а потом объедались кабанятиной на пиру у Сигрид.