Сага о короле Артуре

Повсюду блестели и искрились струи воды, свет рассыпался фонтанами и брызгами, и вот уже ровная гладь озера полыхала жидким огнем. По стенам бежали водопады света, подобные кристаллам, словно мой хрустальный грот ожил и теперь вращался вокруг меня, словно полночный звездный купол вертелся и полыхал мириадами огней.

Я судорожно вздохнул и продолжал:

— Если ты, король Вортигерн, сумеешь осушить это озеро и увидишь то, что лежит на дне…

Я осекся. Свет переменился. Никто не шевельнулся, воздух был неподвижен, но пламя факелов трепетало в дрожащих руках людей. Я уже не видел короля: пламя скрыло его от меня.

Тени разбегались перед потоками и каскадами огня, и пещера наполнилась глазами, крыльями, топотом копыт и полетом красного дракона, обрушивающегося на добычу…

Кто-то что-то кричал высоким монотонным голосом, задыхаясь.

Я никак не мог перевести дыхание. Меня охватила боль, ползущая снизу, от паха в живот, словно кровь, хлещущая из раны. Я ничего не видел. Мои руки судорожно стиснулись и протянулись вперед. Голова болела, и моя щека прижималась к твердой скале, по которой струилась вода.

Я потерял сознание; они подняли меня и перерезали мне горло; это моя кровь уходила из меня и струилась в озеро, чтобы укрепить основание этой поганой Башни… Я давился воздухом, словно желчью.

Мои руки судорожно цеплялись за скалу; глаза мои были открыты, но я видел лишь развевающиеся знамена, крылья, волчьи глаза, рты, разинутые в крике боли, и хвост кометы, как огненный факел, и звезды, осыпающиеся кровавым дождем…

Боль снова пронзила меня — раскаленным ножом под ребра.

Я вскрикнул — и внезапно руки мои оказались свободны. Я вскинул их, чтобы заслониться от сверкающих видений, и услышал свой собственный голос — я что-то кричал, но не мог понять что. Видения вращались, сплетались, потом взорвались, ослепив меня нестерпимым светом, — и наступила тьма и тишина.

Глава 11

Очнулся я в комнате, стены которой были убраны роскошными гобеленами, а в окно лился солнечный свет, лежавший вытянутыми прямоугольниками на дощатом полу.

Я осторожно пошевелился, проверяя, цел ли я. Ранен я не был.

Головная боль прошла бесследно. Меня раздели и тепло укутали мехом. Руки и ноги двигались совершенно свободно. Я с удивлением посмотрел в окно, потом повернул голову — и увидел Кадаля. Он стоял у моей кровати, и по его лицу, словно свет из-за туч, разливалось облегчение.

— Пора, пора! — сказал он.

— Кадаль! О Митра, как же хорошо, что ты здесь! Что произошло? Где мы?

— В лучшей комнате для гостей, что нашлась у Вортигерна, а где же еще! Да, юный Мерлин, ловко ты его прижал!

— Прижал? Я? Не припомню. Мне-то казалось, что это они меня… Ты что, хочешь сказать, что они раздумали убивать меня?

— Убивать? Да что ты! По-моему, они собираются посадить тебя в священный грот и приносить девственниц тебе в жертву. Жалко, что это будут пустые траты. Я бы ими сам с удовольствием попользовался.

— Ладно, девственниц я буду отдавать тебе. Ох, Кадаль, как я рад тебя видеть! Как ты сюда попал?

— Я едва успел дойти до ворот монастыря, когда они пришли за твоей матерью. Я слышал, как они спрашивали ее и говорили, что тебя уже взяли и на рассвете повезут вас обоих к Вортигерну. Полночи я проискал Маррика, а другие полночи пытался добыть приличного коня, и все попусту: пришлось ехать на той кляче, что купил ты. Вы ехали медленно, но все равно к тому времени, как вы добрались до Пеннала, я отстал от вас почти на день. Впрочем, я и не спешил вас догонять — сперва надо было разнюхать, куда ветер дует. Ну, в общем, в конце концов добрался сюда — вчера вечером — и обнаружил, что тут все гудит, как разоренный улей. «Мерлин то», «Мерлин се»! — Он хмыкнул. — Тебя уже зовут «королевским пророком»! Когда я сказал, что я твой слуга, они меня сюда притащили чуть ли не бегом. Похоже, им не очень-то хотелось возиться с таким могучим колдуном. Есть будешь?

— Нет… то есть да. Буду. Я голоден.

Я приподнялся и сел, опершись на подушки.

— Погоди. Ты сказал «вчера»? Сколько же я проспал?

— Ночь и день. Время к закату.

— Целые сутки? Тогда… Кадаль, а что с моей матерью? Ты не знаешь?

— Уехала домой, живая и здоровая. За нее ты не беспокойся. Давай ешь, а я буду рассказывать. Вот.

Он принес поднос, на котором стояла чашка дымящегося бульона и тарелка с мясом, хлебом, сыром и сушеными абрикосами. На мясо я смотреть не мог, но принялся за остальное, а Кадаль стал рассказывать дальше.

— Она ничего не знает о том, что с тобой собирались сделать и что произошло. Вчера вечером, когда она спросила о тебе, ей сказали, что тебя устроили по-королевски и ты теперь в большом почете у государя. Еще ей сказали, что ты, так сказать, наплевал в рожу жрецам и пророчествовал так, что куда там царю Соломону, а теперь отсыпаешься. Сегодня утром она заходила сюда, увидела, что ты спишь как младенец, и ушла. Мне не удалось поговорить с ней, но я видел, как она уезжала. Снарядили ее по-королевски, скажу я тебе: с ней отправили целый отряд всадников, а ее женщинам дали каждой свои носилки, почти такие же, как у нее самой!