Сага о Певзнерах

Что произошло бы на несостоявшемся конкурсе с Ваней, неизвестно, а она, при помощи Афанасьева и Александра Дюма, наконец-то завоевала тот актерский триумф, о котором мечтала. Заодно Миледи вторглась в ее характер. Сценическое амплуа стало ее амплуа и вне сцены.

Афанасьев полюбил ее… как актрису. И через годы пригласил в театр, главным режиссером которого стал. Он был доволен, что Красовская всегда «соответствовала образу», ее собственного образа не замечая.

А потом пригласил Нелли, ставшую уже Нелли Рудольфовной, и в Театральное училище. Тогда он еще не знал, не догадывался, что часто нас изгоняют именно те, кого мы приглашаем.

Но прежде чем любовь превратилась — или, по словам Игоря, «трансформировалась» — в ненависть, Нелли Рудольфовна пыталась от своей страсти спастись. Она старалась оттолкнуться от Ивана Васильевича, а судьба их все время сталкивала: в институте, театре, училище.

Она стремилась всеми способами «оторваться» от Афанасьева… Как раньше стремилась оторвать его от семьи. Оказалось все же, что силы нашлись… но у Даши.

Не только это, однако, сделало Нелли Рудольфовну антисемиткой. Давно узнала она, что жена Ивана Васильевича — как выражалась Нелли Рудольфовна, «дешево популярная» — хоть по отцу и по сцене была Никодимовой, но по матери Кушнер.

«Они отбирают у нас любимых», — сказала себе Красовская.

А тут еще Певзнер… Вот из-за кого, оказывается, осталась она старой девой!

— А если б дорогу ей перешла Сидорова или Петрова? Тогда бы она осталась не старой девой, а молодой! — высказался Абрам Абрамович. — Нет, на этой земле евреи необходимы. Иначе все несказанно усложнится: исчезнут объяснения бед и несчастий. А беды необъясненные (значит, и неоправданные!) становятся трижды бедами. Так что евреями здесь надо бы дорожить. Простите, что повторяюсь. Правда, «истина от повторения истиной быть не перестает», как сказал один из великих. Кто точно — не помню.

— Чтобы спектакль потрясал, на роль соблазнительницы из наших выпускниц назначаю только и только Певзнер, — объявила на художественном совете Красовская. — Здесь все совпадает: и внешние данные, и национальность… и остальное. Вы меня понимаете? Эта роль ей сродни: она будет играть себя. Или нечто себе подобное. — Красовская заменила прямую линию ломаной. — Нечто подобное… Одним словом, Певзнер!

Дарьей она сестру ни разу не называла.

Талант может быть честным, а может быть и порочным. Все равно он остается талантом. Но в первом случае — это счастье, а во втором — злосчастье.

Пьеса «Злодейка» была написана рукой, искусно владевшей пером. Но она могла бы не менее ловко владеть топором или кастетом.

— Не сомневаюсь, найдутся такие, которые спросят: «А почему в пьесе «Злодейка» злодейкой оказывается еврейка?», — закончив деловой разговор, раскованно размышляла Нелли Рудольфовна. — Злодейка, еврейка… Даже рифмуется. И рифма кого-то обеспокоит. Но я задам встречный вопрос: а если б злодейкой оказалась русская, на ее национальности заострили бы внимание?

— На ее бы не заострили, а на Дашиной заострят, — прокомментировал Анекдот, когда все, что происходило на художественном совете, дошло до нашего дома.

Но Красовская развивала свои доказательства, как говорят в математике, «от противного». От очень противного!..

— Почему же русская женщина может быть разрушительницей чужого дома, а еврейка нет? Мы с вами были свидетелями истории… доказывающей нечто противоположное.

— А если Певзнер от роли откажется? — боязливо предположил кто-то.

— Тогда не получит диплома, — категорично, не допуская других вариантов, ответила Нелли Рудольфовна. — Таков закон нашего училища! И даже для Певзнер он обязателен.

Когда Даша в своей комнате прочла вслух «Злодейку», тишина воцарилась такая долгая и абсолютная, будто все, как в финале многих шекспировских трагедий, скончались.

В комнате уместились, притершись друг к другу, мы все, включая Абрама Абрамовича. А Имант, приглашенный сестрой на чтение, сидел в коридоре, но создавалось впечатление, что он заполнил собой всю квартиру, а мы сжались, дабы он уместился.

Мама то и дело посматривала на Еврейского Анекдота. Он не был ни актером, ни режиссером, но был мудрецом.