Сага о Певзнерах

– Этого не следует делать, – с твердостью произнес Елчанинов.

Он все совершал по-дворянски определенно: спасал, отстаивал то, во что верил, приближал к себе или отторгал от себя.

– Почему не следует? – спокойно удивился Имант. Он все осмыслял без паники. И никогда не удивлялся навзрыд.

Дзидра не расковала губ: она не могла объяснять фразу Георгия Георгиевича ложью. А он вообще не умел хитрить.

– Есть слова и поступки, которых я не прощаю. Даже женщинам.

«Даже любимым женщинам?» – хотел спросить Имант. Но удержался.

– Это касается только меня. Когда я был юнкером, еще в восемнадцатом году… меня спрятала от ЧК и спасла еврейская семья. Эмилия же не любит евреев. Как можно не любить целый народ? И такой народ?! – Не глядя на Дашу, чтобы она не приняла что-либо на свой счет, Георгий Георгиевич подвел итог: – Есть взгляды, которые определяют не поверхностный, а истинный облик человека. Вы меня понимаете?

Даша, не успев еще приступить к еде, хотела выразить благодарность хозяйке дома. Но, услышав Георгия Георгиевича, о своем намерении позабыла. И бутылка шампанского, выстрелив в потолок, не заставила ее вздрогнуть.

– В каком городе… это произошло? – запинаясь, что актрисам несвойственно, спросила сестра.

– Вы про историю с еврейской семьей? И про мою юнкерскую пору?

– Да… Я бы хотела узнать, если можно…

Дзидра полоснула Дашу протестующим взглядом: нашла время для выяснений!

Пена бесцельно вытекала из бутылки на скатерть.

Шампанское и бокалы для Иманта не существовали, поскольку стол и пиршество не существовали в тот миг для Даши.

– Это было в Киеве, – ответил Георгий Георгиевич. – Но так давно, что не стоит отвлекаться от главной цели…

– И отец семьи не дожил до рождения сына?

– Не дожил.

– Его расстреляли?

– Расстреляли. Откуда вы знаете?

– Это была семья Абрамовичей?

– Откуда вы…

Потрясенный Георгий Георгиевич уже не призывал начинать ужин.

– Можно я позвоню? – спросила у Дзидры Даша.

– Звони! – поспешил разрешить Имант, понимая, что мать способна на резкость: ее хлебосольный подарок оказывался как бы незамеченным. Он взял в руки телефонный аппарат, сняв его с тумбочки, и держал в руках, чтобы Даше не доставалось и столь малой тяжести. Он протянул ей лишь трубку.

Даша набрала код Москвы и номер нашего домашнего телефона. Тогда наша семья разорвалась лишь на две части, а не на три: переселения в Иерусалим и Нью-Йорк были еще впереди, предстояли.

Подошла мама:

– Вы с Имантом благополучно доехали? Слава Богу!

– Абрам Абрамович у нас? – не сообщая подробностей о своем путешествии, спросила сестра.

Где же еще мог находиться вечером Еврейский Анекдот, как не у нас дома, как не возле мамы?

– Абрам Абрамович… Такое произошло! Вы не представляете…

– Что произошло? – забеспокоился он.

«Что-то случилось?!» – мгновенно отреагировал рядом мамин голос.

– Не волнуйтесь… Но просто трудно себе представить! Я встретила… – продолжала не по-актерски запинаться сестра. – Вы поверьте, представьте: я встретила… того человека…

«Что она говорит?» – опять подключилась мама.

– Кажется, я встретила… того самого юнкера. Бывшего юнкера…

– Какого юнкера?

– Которого, Абрам Абрамович, спасла ваша семья.

– Что ты говоришь? Это немыслимо!

«Что она говорит?» – допытывалась мама.

– Это мыслимо, Абрам Абрамович. Мыслимо!

– Как его фамилия?

Даша повернулась к Георгию Георгиевичу:

– Он спрашивает… как фамилия.

– Елчанинов.

Сестра повторила в трубку.

– И он может сейчас подойти?

Даша протянула трубку Георгию Георгиевичу.

– Слушаю вас.

– Не представляю себе! Все может быть, но не это… Вы скрывались в нашей квартире? На Привокзальной улице, девять?..

Всегда изысканно бледное лицо Георгия Георгиевича стало еще белее.

Телефонный разговор был негромким, но внутренне все раскалялся. В отличие от ужина, который почти остыл… Замаскированный подарок Дзидры утрачивал свою ценность. Но она, не улавливая до конца сюжетной коллизии, поняла наконец, что не вправе предъявлять и даже ощущать какой-либо претензии.

– Вы скрывались у моих родителей? – повторил Абрам Абрамович.

– Да, скрывался. Вернее, спасался… Именно там. А вы…

– Меня тогда еще не было.

– Вы родились… сиротой? – Помолчав, Елчанинов добавил: – Из-за меня?

– Но родился!

– Бог пожелал, чтобы я дожил до этого дня. И этого часа. Чтобы мог вымолить прощение у вас и у вашей матери…

– Она давно уже… вместе с отцом.

– А у вас найдутся силы простить… за себя и за них?

– Обвинять неповинного? Это я испытал на себе, еще не родившись. За что же прощать? Совсем другое невообразимо… Как могло случиться такое небывалое совпадение? Мы с вами разговариваем по телефону!

Окна на соседней даче по-прежнему не светились, а полыхали. Но безответно.

«Нет, не только астма удерживала Георгия Георгиевича от «законного брака». Что-то он ощущал, что-то предвидел», – неожиданно подумала Дзидра, понимая, что происходит нечто чрезвычайное и что обижаться за остывший ужин глупо, бессмысленно…