Утром будет видно – в обоих смыслах.
Определенного плана у Эваранди не существовало, он просто создавал возможности для будущих действий. А уж как там дело повернется, время покажет.
Одно он уяснил для себя: Эльвёр надо помочь добраться до дома. И валеркиному деду.
– Расползаемся.
– Ага…
– Сумка с собой?
– Вот.
– Дай мне.
Тихонько вернувшись к своей скамье, Плющ кое-как устроился покемарить. Разобрав стон Одда, он тихо сказал:
– Слышь? Испей моего лекарства!
– На кой оно мне? – отозвался викинг. – Руку мне вылечит?
– Руку, может, и не вылечит, зато боль снимет. Хоть выспишься.
– Ну давай…
– Один маленький глоточек, – предупредил его Эваранди, доставая болеутолитель из сумки.
– Давай, давай.
Хлебнув, Одд опустился на «спальное место».
– Что-то незаметно, – проворчал он.
– Ну, не сразу же. Погоди малость…
Костя уже задремывал, когда до него донеслось удивленное ворчание:
– Ты глянь, действует!
Улыбнувшись, Плющ закрыл глаза. Отношение его к миру стало странным.
Вроде как они с Валеркой определились, кто у них тут друг, а кто враг.
Валеркина бабушка в Сокнхейде, значит, там как бы наши, а они пока в глубоком тылу противника.
Тьфу ты, в передовых частях вражеских войск.
И что ему прикажете ощущать? Ненависть?
Да, спору нет, с Хёгни он бы рассчитался да и Гунульфу бы всыпал. А с Оддом как быть? Рука ведь не поднимется клинок всадить напарнику.
Вот и думай…
Эваранди повздыхал маленько да и уснул.
Сон был разрывчатый и непонятный. Сначала он за кем-то гнался, потом устремлялись в погоню за ним. А после был подъем.
– Спустить парус! – приказал сэконунг.
Костя протер глаза и разглядел почти что над собой полосатый парус.
Было то пограничное время между ночью и днем, когда свет почти не отличим от тени и весь мир прячется за привиденческими одеждами. Но уже смутно виднелись горы, их зубчатая линия вырисовывалась на фоне серевшего неба. А вот волны едва проглядывали, колыхаясь под пеленой тумана, к счастью, редкого.
– Весла на воду!
«Черный лебедь», словно полусотней лап загребая, медленно двинулся к устью Стьернсванфьорда, погруженного в глубокий сумрак.
Незнакомый Плющу дылда с рыжими косичками, спущенными на могучую грудь, стоял на носу драккара и длинным шестом промерял глубины.
Построить корабль стоило больших трудов и затрат и потерять его, посадив на камни, было бы верхом безрассудства.
Тем более для сэконунга – весь респект, ему оказываемый, сводился к признанию силы Гунульфа, а сила была в кораблях.
– Сушить весла, мачту долой, – негромко скомандовал сэконунг.
Викинги мигом ослабили снасти и уложили мачту на палубу, развернув рей вдоль. Теперь уже ничего не будет мешать морскому бою, ни рангоут, ни такелаж. Если, конечно, Торгрим ярл не проявит здравомыслие.
– Оружие раздать, брони вздеть!
Из захоронки под палубой достали тяжелый дубовый ящик, битком набитый кожаными мешками на завязках, а в них – мечи, секиры и прочие орудия убийства.
По рукам пошли луки и колчаны-тулы, набитые стрелами, дротики вынимались вязанками.
Викинги зашевелились, задвигались, напяливая шлемы, кольчуги и прочие доспехи.
– А мне? – сказал Плющ.
– Рука в говне, – проворчал Одд, развязывая свой мешок, и крикнул раздающему: – Вагн, подай-ка секиру Добряка!
– Так Добряк же помер, – удивился Вагн, парень с широченными плечами и глуповатым лицом деревенского увальня.
– О том и речь… Держи.
Одд передал Косте бородовидный топор на крепкой рукояти, виток к витку обмотанной ремешком из акульей шкуры.
Ну вот, совсем другое дело!
– Весла на воду!
Выходя на гладь фьорда, драккар бесшумно заскользил, и впрямь как змий, подкрадывающийся к добыче.
Из тумана выплыл пологий берег, прилегавший к горам, заросшим лесом.
Смутно обрисовались холмы… Да какие холмы, дома это!
– Мечи к бою!
За суетой да за туманом никто не заметил медленно подходившего корабля. Он был сходен по размерам с «Черным лебедем», только совершенно новый, буквально вчера спущенный на воду. Неокрашенный, без мачты и носового украшения, драккар шел, толкаемый всего шестеркой гребцов.
С берега, противоположного тому, на котором раскинулся поселок, донесся долгий звон кузнечного молота, и все стало ясно – новенький драккар переправляли через фьорд для оснастки.
Когда «Черный лебедь» поравнялся с новоделом, нескладные гребцы из мастеров-корабелов только глаза вытаращили.
– Что буркала-то пучите? – довольно добродушно обратился к ним сэконунг. – Плывите и работайте – четвертый корабль мне не помешает!
Давясь смехом, викинги налегли на весла, и тут произошло неожиданное: незакрепленные доски палубы «четвертого корабля» заходили ходуном, разошлись резко, открывая все подпалубное пространство, и оттуда с ревом повалили воины – ражие, дюжие, они скалились в ярости и злобном торжестве.
Даже шестерка худощавых гребцов выхватила луки, и команда сэконунга тут же изведала их меткость.
Одд давно уж покинул свое рабочее место, прыгая на носовой палубе.
Меч он держал в левой, но орудовал им умело, видать, мог воберучь сражаться.
– Роскви! – крикнул Костя, подхватывая секирку. – К мачте!