Сага о реконе

Сполоснув лицо и совладав с парусом, Костя продолжил путешествие.

Близилось утро, небо за горами на востоке начинало сереть, звезды тухли одна за другой.

Смутный облик берега начинал угадываться, а немного погодя и стал виден. Мрачные обрывы чернели, словно удаляясь к небу от волн, а пенная полоса прибоя разделяла воду и сушу.

Заря разгоралась, поднимая над горами розовое полотнище, вот и краешек солнца выглянул.

Темнота ночи таяла, откатываясь на запад.

В таинственный сумеречный час природа будто покрыта была серой фатой, под которой не различить, красавица или уродина прячет свой лик, а на солнце все стало ясным и явным.

– От Красных скал лучше мористее взять, – всполошилась Эльвёр, – а то можно и на подводные камни напороться!

– А оно нам надо? – спросил Плющ и повел лодку от берега.

Поглядывая на девушку, он спросил:

– Эльвёр, а Сокнхейд – это что? Фьорд или город?

– Город. Фьорда там нет, а залив есть. Серебряным называется. Там красиво…

– А ты в городе живешь?

– Ага! У нас там большой дом, я тебе все-все покажу!

– Ладно, – улыбнулся Костя.

Его вниманием завладел крошечный островок, открывшийся с правого борта, – этакий плоский холмик с парою корявых сосенок.

Но не деревца, покуроченные ветром, привлекли Эваранди, а крошечная фигурка человека, стоявшего на берегу. Он был совершенно один на маленьком клочке суши, со всех сторон окруженном водой.

Робинзон?

Решительно направив лодку к острову, Костя не позабыл и о прихваченной секире. Кто его знает, этого Робинзона?

Может, это людоед местный? Мало ли…

– Ой! – внезапно испугалась Эльвёр. – А ты куда? Это же, наверное, Черный Вайделот[56]! Он же колдун! Очень-очень злой!

– Не бойся, – твердо сказал Плющ, – я справлюсь.

Спустив парус, Костя сел за весла, причалив с подветренной стороны – там, где на берегу чахла сосна, впившаяся в камни узловатыми корнями.

Плющ спрыгнул на берег, набросив швартов на крепкий ствол, и пошел искать Робинзона.

Тот нашелся сам – выкарабкался на карачках из шалаша.

Было тому Крузо то ли сорок, то ли шестьдесят – неопрятная борода и повылезшие волосы на голове, редкими прядями вившиеся на ветру, не позволяли определить возраст поточнее. Изможденное тело Робинзона было серым от грязи, и лишь обрывок истрепанной шкуры прикрывал тощие чресла.

– Здравствуй, – сказал Костя.

– В начале начал, – завел островитянин скрипучим голосом, – была черная бездна Гинунгагап. С севера от края ее лежало царство вечного льда и мрака – Нифльхейм, а к югу – огненная страна Муспелльхейм. В Нифльхейме бил родник Хвергельмир, будучи истоком для двенадцати мощных рек Эливагар. Когда сошлись края бездны, возник Мидгард, и Мировое древо Иггдрасиль пронизало все миры…

Ласково улыбаясь и кивая, Робинзон протянул руки к своему шалашу, поглядывая Эваранди за спину, в сторону лодки. Приметив нехороший блеск в глазах Крузо, Костя сощурился. Ишь как на парусник-то глядит, босяк! Или его Эльвёр больше привлекла, козла старого?

Нет, права была девушка. Зачем вообще было приставать к берегу?

«Изо всех решений принимай самое доброе?»

Лишь бы здоровому эгоизму наперекор? Думать же тоже надо, балда!

– …Наступят кровавые распри между родичей, – скрипел Робинзон, – наступит трехгодичная великанская зима Фимбулвинтер, предшествуя гибели богов, – Рагнарёку. Чудовищный волк Фенрир проглотит солнце, погружая мир во тьму, а вода выйдет из берегов, когда из глубин всплывет Мировой Змей Ёрмунганд. Великан Сурт спалит мир своим огненным мечом, и только в Гимле, что выше и лучше самой Вальхаллы, сохранится обитель жизни и блаженства…

Не слушая зловещие пророчества, Костя обогнул кряжистую сосну и поморщился – пахнуло тухлятиной.

Возле шалаша гнила куча рыбы. Тушки трески и зубатки были почти целыми – у одной хвост отрублен, у другой голова.

Все это время Плющ держался так, чтобы видеть Робинзона, не допуская того за спину, а то мало ли…

Но то, что он увидел за шалашом, выбило из колеи. Там в рядок лежали четыре мертвеца – тот, что поближе к хижине, совсем уж облез и усох, а чайки выклевали ему глаза. Остатки рубахи и портков из домотканой материи почти не скрывали полуистлевшую плоть. Рыбак, должно быть. А вот трое других выделялись и сапогами юфтевыми, и нарядами атласными. У одного под головой даже скомканный плащ лежал, подушку изображая. Купцы утопшие?..

Додумать мысль и обосновать версию Эваранди помешал Робинзон – подкравшись сзади, он с размаху ударил мечом.

Костя ушел в кувырок, а когда вскочил, ладонь уже сама сжимала рукоять секиры. А Крузо-то явно не из рыбарей – в его хватке чувствовалось долгое знакомство с клинком.

Ощерив беззубый рот, островитянин двигался бочком, держа меч на отлете.

– Я ж тебя, урода, спасти хотел! – со злостью сказал Плющ.

Робинзон в ответ зашипел и сделал выпад. Костя отбил зазвеневший меч и ударил сам. Верткий босяк ускользнул, крутнулся на пятке. Меч просвистел по-над самой землей, грозя подрубить Косте щиколотку, а то и обе. Плющ подпрыгнул, рубанул без замаха.

Робинзон присел враскорячку, почти уходя, лишь красная полоса осталась у него на плече, протекла кровью.