Сага о шпионской любви

Старик, скрестив руки на груди и, покачиваясь в кресле, перевел отсутствующий взгляд на стену. На какое-то мгновение Аристотелю и Ганнибалу показалось, что он впал в прострацию. Когда же по впалым щекам старика покатились слезы, Аристотель вновь решил перестроиться.

– Послушай, Перон. Нам лучше договориться по-хорошему… Или ты сейчас рассказываешь все, что тебе известно о заказчике, или мы везем тебя в Центральный парижский морг, откуда ты со своими подельниками отправишься на тот свет через трубу крематория! Ну, как? Устраивает тебя такая перспектива?!

«Стоп! – сказал себе Аристотель. – Ведь старик может и не знать имени заказчика. Надо зайти с другой стороны».

Он вынул из бумажника фото Селлерса, полученное от Казаченко во время последней явки, и показал его старику. Тот, напряженно прищурив глаза, несколько секунд всматривался в фотографию, затем, все так же молча покачиваясь в кресле, утвердительно кивнул головой.

– Но запомните, это – мое последнее признание, – расщепив пересохшие от волнения губы, произнес Перон, – больше я ничего не скажу, ни в комиссариате полиции, ни на суде. Я буду отрицать в с е!

– Расскажешь все, как миленький, – воодушевленно воскликнул Аристотель, – ибо теперь тобой будет заниматься не полиция, а французская контрразведка! Понял, Перон?! Человек, которого ты опознал на фотографии, – американский шпион, работающий против Франции. Тебе, гражданину Франции, земляку Вольтера и Робеспьера, должно быть стыдно, что ты, польстившись на жалкое вознаграждение, пошел на сделку со своей совестью и предал национальные интересы Франции! Надо же! Ты – француз, а выполняешь гнусные задания какого-то дерьма америкашки! Они – нация без истории и культурных корней, и ты это знаешь лучше меня! Так что подумай хорошенько, на чью мельницу ты льешь воду, все замалчивая и отрицая. Не стоит брать на себя вину американца… Предлагаю тебе быть откровенным. И сейчас, и на суде… Может, сумеешь избежать виселицы. Впрочем, наказания тебе не избежать при любом раскладе… Хоть за подстрекательство к убийству турецкого дипломата, хоть за связь с американским шпионом – разницы никакой, ясно?! Но облегчить свою участь у тебя шанс есть… Думай, черт бы тебя побрал!

– Я не был посвящен в подробности… Он, – старик пальцами в воздухе обозначил рамку фотографии Селлерса, – мне не сказал, кто та женщина, которую надо было проткнуть спицей! И откуда мне было знать, что он – американский шпион… Знай я об этом, разве я согласился бы за его вшивые три тысячи евро послать Жана и Поля на убийство дипломата?! Они – мои любимые внуки. Ну не сложилась у них жизнь, что ж им теперь, в тюрьме или на виселице оказаться из-за меня, старика?! Нет, это несправедливо! Я всю вину возьму на себя – это я их подбил на это дело…

– Еще вопрос, Перон… Откуда у твоих внуков «Харлей-Дэвидсон»?

– Нет у них никакого «Харлея»… Они ездят на старом «Чезете»…

Аристотель торжествующе подмигнул Ганнибалу, что означало: «Видишь, я был прав – было и контрнаблюдение, и попытка “зачистить” нападавших!»

Неожиданно Перон запрокинул голову и, закрыв глаза, стал сползать с кресла. Аристотель, указывая Ганнибалу на тумбочку, приказал по-русски:

– Валерьянку или нашатырный спирт, быстро! Иначе мы будем иметь в своем пассиве незапланированный труп…

Едва Ганнибал влил в рот старику полфлакона валерьянки, грек скомандовал:

– Брат, уходим! Режь телефонный шнур, чтобы старик не смог предупредить Селлерса или своих дружков!

* * *

– Шеф, а что будем делать с Полем и Жаном? – поинтересовался Ганнибал, усаживаясь в «мерседес».

– Разве ты не знаешь, что с ними делать?! Я полагал, что опыт общения с рэкетирами тебя научил, как поступать с подобной публикой…

– Ясно, шеф… Значит, опять «булонский вариант»…

– А что это значит? – настороженно спросил Аристотель.

– Это значит, что я, предварительно накачав бандитов спиртом с клофелином, привозил их ночью в Булонский лес, усаживал бесчувственные тела на мотоцикл, включал полный газ и спускал в один из зарыбленных прудов… Всплывали они, как показала практика, не раньше, чем через трое-четверо суток. К тому времени рыбы так обгладывали мягкие ткани их лиц и конечностей, что идентифицировать их не представлялось возможным… Не осталось ни лица, ни дакторисунка на пальцах рук и ног, ничего, что помогло бы установить личности утопленников… Лиц бандитов, напавших на твою жену, никто из репортеров не видел, так что трупы перепившихся ухарей-мотоциклистов, которых обнаружат в одном из прудов Булонского леса, к нам не имеют никакого отношения…

– И давно ты взял на вооружение эту тактику, терминатор ты мой самоучка?!

– Нет, все началось и закончилось теми наездами на Агамемнона… Отчасти мне помогли некоторые познания в оперативных делах, с которыми я знакомился в Москве… А что?

– Согласен, но ведь я заявил репортерам, что отправляю налетчиков в комиссариат полиции, – нахмурившись, заметил Аристотель. Секунду подумав, радостно хлопнул ладонью себя по лбу и воскликнул: