Тимофеев собрал все душевные силы, чтобы унять вспыхнувшее с небывалой силой раздражение.
— Лично я стою, где положено, — с нажимом ответил он. — А ты спишь на потолке! И будешь спать, покуда не протрезвеешь!
Частный чародей завертел всклокоченной головой, понемногу приходя в себя. Ему сделалось дурно.
— Внизу мне показалось жарко, — прогремел он жалостливо. — Я стал искать сквознячок, но не нашел… Вик! Спасите нашу души! Сними меня отсюда!!!
— Что ты сделал перед этим? — допытывался Тимофеев.
— Ничего особенного, — причитал Гэллегер. — По твоему совету… Прибор для локального усиления трения…
Взгляду Тимофеева предстало нечто отдаленно напоминающее будильник без корпуса, сиротливо лежавшее среди окурков на журнальном столике.
— Буржуй недобитый, — устало возмутился Тимофеев. — Шуток не понимаешь? Все нормальные изобретатели борются за то, чтобы преодолеть силы трения, а ты что наделал?
— Сними меня, — тихонько попросил Джим. — У меня сейчас голова отпадет. Я думал — с перепою, а оказывается — с потолка… Я хочу к тебе! Янки, гоу на пол!
И отходчивый Тимофеев полез на стенку.
Очевидно, в непосредственной близости от прибора коэффициент трения возрастал неограниченно, поэтому народному умельцу не составило большого труда проползти по стене до самого верха, а затем, для приличия немного поборовшись с психологическим барьером, перебраться на потолок. Где подтягивая, а где подталкивая, он вынудил деморализованного Гэллегера отцепиться от люстры и совершить обратный путь. Стеная и жалуясь на свое пагубное пристрастие к алкоголю, Джим отлип от стенки и угнездился в постели в позе отходящего праведника.
И тут в номер вошла девушка Света.
Она выглядела весьма неважно. Должно быть, и ей перепала своя доля мучений. Света, как и ее суженый, была закутана в простыню, хотя несла свой наряд с гораздо большим изяществом.
— Витенька, — позвала она прокуренным басом. — Что же происходит с самого утра?
От предосудительных звуков собственного голоса ей сделалось горько, и ее губки задрожали.
— Света! — со всевозможной нежностью заревел Тимофеев. — Только не плачь! Это все Джим напортачил! Он усилил трение, и твои голосовые связки работают ненормально! Воздух о них сильно трется! И суставы тоже трутся! Это пройдет, он сейчас все исправит…
— Легко сказать, — пророкотал Гэллегер. — Если бы мне помнить, как это делается…
— То есть как? — опешил Тимофеев.
— Тривиально. Я никогда не помню, что делаю в нетрезвом облике. Ни поступков, ни изобретений. Если бы мне знать принцип действия этого чудовища! — Гэллегер с ненавистью покосился на раскуроченный будильник и утомленно смежил веки.
— Вообще-то за такие дела положено убивать, — зловеще произнес Тимофеев.
— Убейте меня, — с тихой радостью согласился Джим. — Нет сил страдать! Меня снедает похмелье…
— Безобразие! — укоризненно просипела Света. — Надо же изредка думать, прежде чем что-то изобретать! Всякое открытие влечет последствия, и нельзя так безответственно относиться к своим поступкам!
При этих ее словах Тимофеев пристыженно покраснел и сделал вид, что поглощен изучением прибора. Кто-кто, а уж он-то и подавно заслуживал того же упрека. Но ему как любимому человеку многое прощалось.
— Ковбойский принцип, — оправдывался Гэллегер. — Сперва стреляй, потом думай…
— Но вы же не ковбой, а человек! — не унималась девушка.
— Света, — наконец отважился вмешаться Тимофеев. — Присмотри за ним, а то еще умрет в самом деле, международных осложнений не оберешься… А я попробую разобраться в приборе.
И он склонился над будильником.
В это время в вестибюле гостиницы неприкаянные приезжие устраивали инфразвуковую атаку администратору, укрывшемуся от них за стойкой. Как известно, сверхнизкие звуковые колебания способны угнетать человеческую психику, и поэтому администратор, испытывая безотчетный страх, раздавал налево и направо ключи от свободных номеров, которые зажимались на протяжении многих дней. При этом он, соблюдая формальности, объяснял, кому и куда пройти, чем вызывал ответное угнетение и без того расшатанной психики постояльцев, и те, в состоянии, близком к панике, разбредались по этажам. Впрочем, никто не смог попасть в свой номер: ключи, скованные озверевшей силой трения, не проворачивались в замках.
Ни Тимофеев, ни даже сам Гэллегер не могли знать, что агрессивный прибор заработал вразнос, и сфера его действия, прежде ограниченная комнатой заграничного чародея, уже расползлась до нижних этажей гостиницы и теперь серьезно угрожала улице.
Преодолевая телесную немощь, Тимофеев взял отвертку, позабытую Гэллегером на столике и осторожно коснулся обнаженной схемы. Он все еще смутно представлял себе, какими катакомбами блуждала разнузданная инженерная мысль пьяного патентоведа. Сам виновник событий недвижимо лежал на постели и гулко стонал. Впрочем, присутствие девушки придавало ему некоторый избыток сил, и потому его безвольно свисавшая на пол рука дрогнула, со скрипом согнулась в локте и легка на талию Светы.
— Ой! — вскрикнула девушка низким голосом.
Тут как раз подоспела пора Тимофееву обернуться.