Аккуратно развязав мешочек, девушка достала заколку. На солнце она красиво поблескивала, Мэй повертела её в руках и легким движением заколола волосы. Украшение пришлось ей к лицу, и Флэк довольно улыбнулся. Сестре не пригодилась эта простая вещица, так пусть она украшает Мэй.
К станции шли долго, пробираясь по темным лесным тропкам, перемежавшимся с полянками и ручейками. Мэй крепко держала Флэка за руку, а он иногда останавливался и обнимал её одной рукой, в другой держал плащ, меч висел за спиной. Его тяжесть напоминала Флэку о том, что он сделал. Всю дорогу Мэй рассказывала ему, как бороться с ненавистью, напоминала об умении слушать и слышать себя. Она была убеждена, что любой человек может научиться справляться с собой, если только захочет, будет внимателен и трудолюбив, если не испугается. Странник всё запоминал, веруя в то, что слова Мэй помогут ему сдерживать ненависть, найти выход из ситуации или смириться.
С каждой минутой, проведенной рядом, он понимал, что не хочет расставаться. Мэй напоминала ему то мать, то сестру, а иногда была совсем на них не похожа. И именно эта непохожесть теперь нравилась ему в ней всё больше. Он знал, что в случае опасности, эта девушка сможет постоять за себя, но и не откажется от помощи. А примет её так, что человек не станет должником. Мэй умела отдавать себя делу, жизни, успевала подмечать мелочи и использовать их. У неё хотелось учиться, её хотелось слушать.
Когда издалека стали доноситься звуки поездов, Флэк с удивлением заметил, что день уже близится к вечеру:
– Неужели мы так долго были в лесу? Мне показалось, что прошло не больше пары часов, – в недоумении проговорил Флэк.
– Наверное, потому, что нам было хорошо? – Мэй редко прямо отвечала на простые вопросы Странника, побуждая его самого искать ответы.
– Да, только время горестного ожидания или в неприятной компании тянется долго. Это так несправедливо.
– Всё, дальше я не пойду, – Мэй остановилась, увидев, что впереди лес кончается, пересекаемый большой дорогой.
– Значит, будем прощаться здесь?
– Будем. Ты для этого ведь и приходил. Попрощаться, – Мэй улыбнулась ему и отпустила руку.
– Совсем не хочется теперь. Я не знаю, что принесет следующий день и даже час. Но, пока Вик в деле, он сможет посылать тебе воронов, – Флэк ласково провел по волосам Мэй и остановил ладонь на шее. – Будь осторожна. Если за мной следили, то тебе угрожает опасность.
– Я могу постоять за себя, Странник. И уж точно не буду как ты, бросаться на амбразуру. Всё, уходи! Не люблю долгих прощаний, – она отошла в сторону и попятилась назад, в чащу леса.
– Прости меня, Мэй, – шепнул Флэк.
– За что? – эхом отозвалась она.
– За то, что не ответил, как должен был.
– Я давно всё прочла в твоих глазах. Слова были лишними. Твоя душа гораздо смелее, чем ты сам. Прощай! – она развернулась и побежала.
Ещё долго Флэк стоял на месте после того, как Мэй скрылась из виду. Уже не было слышно её шагов, ветер продолжал шевелить ветки деревьев, птицы пели, а время неумолимо бежало вперед. В первые минуты Странник думал побежать следом за Мэй и вместе отправиться в лиманскую глушь. А потом вспомнил о Вике и Оливере – они вернутся в город, будут ждать его. Нет, предать друзей нельзя. Вместе они что-нибудь придумают. Тёмные Воины должны быть командой до самого конца. Мэй лучше сейчас жить своей обычной жизнью. Он накинул плащ на плечи и вышел на дорогу. Теперь нет необходимости скрываться, оправдываться и убегать. Надо следовать выбранному пути и не оглядываться назад.
– Прошлое в прошлом, – прошептал он себе как заклинание и улыбнулся, вспомнив Мэй и сегодняшний день.
Дорога до города показалась ему нескончаемой и мрачной. Везде Странника сопровождали испуганные взгляды, паника и страх. Его он ощущал кожей. Люди боялись не только Флэка, но и Тёмных Воинов, будущего. В сторону городов никто не ехал, поля тоже были пусты. Наверняка, рабочие отказались выходить, боясь атаки Воинов. Уцелевшие горожане расползались по стране, черные, закопченные и уставшие. И только они не поднимали глаза на Флэка, если встречали его по пути. Но сегодня он не испытывал к ним ненависти и неприязни, только жалость.