Сага о Великой Степи

– Ну, уж не с распадом СССР, как говаривали тогда оппоненты, это точно. Проблема куда глубже, она имеет грани и акварельные оттенки. В ней – очередная забытая истина нашей истории.

Вспомним: советское общество погубил интеллектуальный мусор, который оно же десятилетиями и производило. Случилось то, что случилось – общество захлебнулось в собственных нечистотах. Как в сказке Гофмана захлебнулся Циннобер в ночном горшке. Партийные боссы, как и он, извели правду, творили с ней, что хотели. И то же получили. Историю СССР исправляли раз шесть-семь, каждый временщик желал увековечить свой взгляд на прошлое. А так не должно быть в цивилизованном обществе.

Это – смерть, добровольная смерть, если у страны непредсказуемо прошлое. Только думал ли кто о том, «исправляя» народу память?.. Нынешний интерес к истории вполне объясним. Общество, казалось бы, навечно опоенное ложью, вдруг ожило, тон в нем стали задавать новые люди, а не партийные функционеры, как прежде, что уже прогресс.

Правда, с дальнейшим «развитием демократии» все медленно возвращается на круги своя: становится как раньше, только хуже, и это понятно – людям трудно отказаться от имперских амбиций. Тем не менее изменения происходят, пусть не всегда в лучшую сторону пусть прихрамывая, но они идут. Дышать стало все-таки легче.

Оппоненты не понимают: прежде одной рецензией убивали неугодного автора.

Теперь другие времена. Мне безразличны заказные «критики», сам решаю судьбу своих книг. Пользуюсь благами страны, отменившей цензуру и черных рецензентов… Но ради успеха все-таки стараюсь прислушиваться и к порицающим.

Поэтому утверждаю: поле для моей «фолк-хистори» распахал ЦК КПСС, продуктом которого были академические генералы, выдававшие себя за «специалистов», они, и только они, своей бездарностью готовили у спех моим книгам. Эти люди никогда не рисковали карьерой ради на уки, не стремились открыть неизвестные страницы, их устраивала дозволенная информация, другой они чурались. За покорность получали должности и сытую жизнь. Они считали себя властелинами человеческих душ, а свои слова – за правду жизни. Но… даже лев в клетке от безделья хиреет. Так и они. Издавали-то много, только никто их трудов не читал.

То были не нужные обществу книги! Ни тогда, ни сейчас.

С перестройкой зажиревшая московская «элита» осталась не удел: ее лишили монополии на информацию. Раньше она определяла, что правильно, что – нет, что можно исследовать, что – нельзя. С принятием закона о гласности все изменилось. Слово стало свободным. Казалось бы, нет цензуры, работай, восстанавливай правду, но карманные «профессионалы» не умели распорядиться свободой, кто-то ушел в бизнес, в религию, кто-то на поиски легкой жизни.

И никто – в литературное творчество, на «вольные хлеба», где надо рисковать и много трудиться.

Мои книги потребовало общество. Ему, как лекарство от беспамятства, нужна была правда. При огромных по сегодняшним меркам тиражах до 50 тысяч экземпляров книги становились библиографической редкостью, их зачитывали до дыр, сам видел… Почему? Потому что есть объективные законы развития, которые живут вне зависимости от запрета или разрешения властей. Они, как вода в океане, существуют сами по себе.

Спрос на честную информацию, свободную от цензоров, он и есть, по-моему, двигатель мысли автора… Приходишь к поразительному выводу: правду нельзя уничтожить, она вечна. Потребность знать приходит с молоком матери, это потребность здорового человека. Тогда же понял, что мои книги будут популярны до тех пор, пока говорю правду, начну подстраиваться под кого-то – конец… Интересы побеждают на мгновение, правда – навсегда.

Мой козырь также в манере письма, в отказе от иезуитской наукообразности, стремлюсь к предельной простоте изложения. Чтобы быть понятным даже ребенку.

Достичь этого легко, надо не «мудрить», не скрывать, не придумывать. Быть искренним, как мальчик из сказки Андерсена, сказавший правду о платье голого короля… Одна фраза, один литературный образ заменяют груды пухлых научных томов, этим и привлекает меня научно-художественный жанр. Он оставляет моему слову свободу.

«Не плоди лишних сущностей», – учили древние.

Уильям Оккам (ок. 1285 – 1347)

Понятия, которые не сводимы к интуитивному знанию, должны удаляться, считал английский философ У. Оккам. Я разделяю его точку зрения и развиваю ее. Поэтому лишь людям, чувствующим запах полыни, пьянеющим от одного только вида коня, доверяю свои книги. Для них писал «Полынь Половецкого поля» и все остальное.

Это тоже очень отличает мою «фолк-хистори». Книги получились не безликими, не равнодушными, написанными для нормальных людей. Чтобы вольному была воля, то есть выбор – читать иль не читать. Никому себя не навязываю. «Мое дело сказать правду, а не заставить верить в нее», – заметил Жан Жак Руссо. Полностью согласен с ним.

– А как вы лично относитесь к термину «фолк-хистори»?