Сага о Великой Степи

Увлечение тяжелой водой, даже с оскорбительным финалом, считаю полезным. Оно раздвинуло мой жизненный простор, научило работать с книгами из незнакомых областей науки (я приходил из библиотеки без сил, но довольный, когда что-то удавалось)… Через несколько летя все-таки опубликовал очерк о тяжелой воде, считая это делом принципа. Помогла перестройка. Шел 1989 год. В тот год неожиданно для меня самого появилось новое увлечение – я увлекся этнографией.

Но это была еще не моя «тюркология».

Как на крупное событие в своей жизни смотрю на серию этнографических статей, потому что с ней тоже связано много и личного, и гражданского. Каждый очерк по-особому дорог: каждый открывал мне потерянный мир, а я открывал его читателю… Что тут много говорить, читательскую почту в редакцию носили мешками.

В стране разваливалась империя, «новое мышление» будоражило общество. И я, кажется, нашел тему, которую ждали люди. Народы! Не население, а народы. Население безлико, оно элемент статистики, народы же многолики, они слагают культуру, придают лицо стране… Воссоздавая этническое прошлое, ты как бы возвращаешь лики забытой Культуры и Времени, разве это не интересно?

Действо по плечу художнику, замыслившему написать картину «этническими» красками. Правда, таких художников еще не было… Вот вроде проста советская истина «нет народа – нет проблем», но, чтобы понять ее глубину, мне надо было исколесить пол страны. Лишь тогда увидел, как в зеркале, отражение того, что мы называли национальной политикой. Таковой и не было! Была колониальная политика…

Появились очерки об «исчезнувших» народах Советского Союза, а с ними – моя «тюркология», потому что исчезнувшим оказался и мой народ, тюрки. Талыши, эвены, якуты, лезгины, табасараны, кумыки, карачаевцы, азербайджанцы и другие народы стали героями моих очерков, где впервые зазвучала немосковская правда. Отсюда огромная редакционная почта…

В то время увидел другими глазами и русских – самый несчастный народ России. Самый обманутый! К этой мысли пришел после поездок к старообрядцам (уральским и дунайским), после бесед со священнослужителями в патриаршем подворье на Рогожской Заставе. С осторожностью соглашались они на встречу «с басурманином, который душою старовер», смотрели как на редкую диковину. Сразу почувствовали, я знаю о старой вере больше, чем они. Словом, не в одночасье появился «Раскол», статья стала моей первой работой по религиоведению, на нее благословил патриарх старообрядческой Церкви, когда я рассказал о своем видении раскола русской Церкви и русского общества. Патриарха уже нет в живых, а благословение осталось.

Уже готовую статью показал в «Знание – сила» – в редакции поохали-поахали, однако брать побоялись. Сошлись на том, что они сделают текст «публикабельным». Как еще было поступить? В России живем, где читать надо между строк, а не то, что написано… Так впервые прозвучала правда о церковном расколе, вернее, тема была глубже – корни российской культуры… Без уловок цензуру не обойти, то грех во спасение.

Но после того случая запретил себя редактировать, стал писать по принципу «или – или». С тех пор книги мои одна за другой выходили в свет только в авторской редакции…

В них за каждое слово отвечаю перед Богом, потому что Он – Судья, самый строгий, самый справедливый Судья на свете.

Ну, а последним своим шагом на «полынном пути» считаю очерк «Талыш, чаруж и другие», написанный скорее по наитию души, чем по велению разума. Даже не понимаю, как он сложился. Сам. Лишь в готовом тексте я почувствовал глубину темы, а она – пропасть! Бездонная, жуткая пропасть, куда столкнули тюрков Кавказа.

В 1938 году сталинские комиссары провели в Азербайджане этническую чистку, или реформу, назвав разные его народы азербайджанцами. В итоге тюрки как народ исчезли из Закавказья. Зато азербайджанцами (по документам!) значились курды, талыши, крызы, евреи, будукцы, хыналыкцы и другие. Так комиссары хотели создать «пятую колонну», всегда готовую к этнической потасовке. И у них получилось. Эта тайная сила говорит на огузском диалекте, но душой не принимает тюркское – чужое, навязанное ей извне. То настоящая трагедия для страны, в которой никогда не будет национального спокойствия.

Тот скрываемый на уровне подсознания протест я ощутил лично, после первой публичной лекции в Бакинском университете. Из аудитории на меня смотрели полные тепла и восторга лица братьев, а рядом тускло мерцали глаза тех, кто желал одного – чтобы я провалился. С высоты кафедры аудитория была как на ладони. Я удивился ее полярности.

Колючие взгляды, шепоток за спиной всегда сопровождали меня в Баку – этом городе тайного неприятия друг друга. Здесь полно ряженых, как на маскараде, сразу не отличишь, кто есть кто, ведь своей этнической чисткой Москва сделала Азербайджан маскарадным, ненастоящим. По примеру Турции, где турками записаны все народы, проживающие в стране, так нарушили главное правило жизни тюркского общества, правило свободы, которое разрешало всем народам оставаться самими собой.