Сага об Элрике Мелнибонэйском

— Не думаю, что это входит в его намерения. Из достоверных источников мне стало известно, что вся нацистская верхушка — Гесс, Геринг, Гиммлер, Геббельс и сам Гитлер — планируют встретиться в Беке. Они, должно быть, сами не свои от радости и не собираются упускать удачу. Франция сдалась, нужно лишь добить Британию. Немецкие самолеты бомбят английские корабли, втягивают английские истребители в неравные поединки, словом, вытягивают последние силы из и без того уже ослабленных Королевских ВВС. Прежде чем вторгаться в страну с моря, нацисты хотят уничтожить все крупные города, в первую очередь Лондон. Те же источники сообщили мне, что к вылету готовится настоящая воздушная армада. Времени осталось в обрез. А встреча в Беке связана с проведением некоего ритуала, который, по мнению Гитлера, обеспечит вторжению в Англию безоговорочный успех.

— Бред! — только и сказал я. Лобковиц кивнул.

— Они и сами догадываются, что все это отдает безумием. Но пока удача на их стороне — и, вполне возможно, они приписывают успех силе заклинаний. Магия действует — до сих пор нацисты не потерпели ни одного поражения. Однако удача переменчива, и победа может обернуться разгромом и гибелью. Все они похожи на Гейнора: собственное невежество и презрение к реальности рано или поздно уничтожат их. Они тешат себя мыслью о грядущих «сумерках богов», ищут забвения — любыми средствами. Эти люди — склонные к самообману трусы, и все, что они создают, недолговечно и обречено на смерть. У них вкусы дряннейших голливудских продюсеров и честолюбие худших голливудских актеров. Мне кажется, мы достигли поворотного момента: отныне судьбу мира станут определять актеры и прочая публика, причастная искусству. Сами видите, как быстро ширится пропасть между действием и воздействием… Они — опытные фокусники, один Муссолини чего стоит, но кроме фокусов у них ничего нет, если не считать чудовищной власти — власти искажать реальность, обманывать всех и вся и тем самым подталкивать на гибельный путь. И чем меньше мы их слушаем, тем красноречивее они становятся.

Надо же, Лобковиц производил впечатление человека дела, а на поверку оказался завзятым уличным витией! Я не выдержал:

— Что мне делать, когда я добуду Грааль?

— Храните его, — отозвался Лобковиц. — В конце концов, это ваш долг. Времена меняются, знаете ли… Быть может, позднее придется доставить его в место, которое зовется Полями Грааля. Вам это место знакомо под именем Серых Жил. Да, и мы в Германии слышали о них! О об этом месте упоминает фон Эшенбах, ссылаясь на некоего Гюйо из Прованса. Впрочем, вероятность того, что вы вернетесь в Graalfelden, не слишком велика.

— У меня, — прибавил он, — есть неоспоримое преимущество — я знаю Бек. Знаю, как лучше всего пробраться в старую оружейную, в которой когда-то давал мне уроки фехтования фон Аш.

— Грааль наверняка караулят эсэсовцы, — проговорил я. — Так что войти с улыбочкой и сказать, что заглянул на минутку, потом схватить Грааль под мышку и убежать вряд ли получится.

Ответ нашего хозяина несказанно меня удивил.

— Честно говоря, — произнес он смущенно, — я как раз имел в виду что-то в этом роде.

Глава 6 Традиционные ценности

Вот почему я облачился в мундир штандартенфюрера СС (что соответствовало армейскому полковнику), нацепил очки с дымчатыми стеклами и уселся на заднее сиденье «мерседеса» с откидным верхом; за рулем сидел мой водитель, в форме женского вспомогательного отряда НСДАП, — и форма Оуне очень шла. Лук и стрелы лежали в багажнике. Рано утром мы выехали из подземного гаража на пустынные улицы Гензау, быстро оставили город за спиной и покатили по направлению к Беку, любуясь едва ли не красивейшим во всей Германии пейзажем: лесистые холмы, далекие горы, золотистое рассветное небо, алый обод солнца на горизонте. Я невольно затосковал по своим детским годам, когда ездил один по окрестностям Бека. Любовь к родной земле была у меня в крови.

Подумать только: за какие-то несколько кровавых лет мы перешли от идиллии предвоенных годов к нынешним ужасам! И теперь я качу в машине, слишком широкой для проселочных дорог, в мундире, олицетворяющем все то, что мне ненавистно. Равенбранд покоился у моих ног, спрятанный в оружейном футляре.

Какая все-таки ирония! Я очутился в будущем, которое в 1917 году могли предсказать лишь немногие прозорливцы. И, с высоты 1940-го, я вспоминал предсказания, которые делали в 20-х годах. Антивоенные фильмы, песни, романы и пьесы, годы размышлений и авторитетных пророчеств… Быть может, нас слишком часто пугали? Быть может, пророчества и создали то положение дел, которое призваны были предотвратить?

Неужели анархия столь ужасна, что мы променяли ее на железную пяту нацизма? История учит, что демократия и социальная справедливость возникают как из тирании, так и из хаоса. Кто был в состоянии предсказать полнейшее безумие, которое охватит наш мир под видом «нового порядка»?