Эм посмотрела на Кагыра, которого взяла в оборот пышная высокая девушка с блестящими глазами и загадочной улыбкой, и картина, которую она увидела, была ей неприятна. «Почему? – спросила она себя. – Почему я начала интересоваться им? У меня уже есть двое, с которыми я не могу разобраться. Мне нужен третий для полного комплекта? Почему нужно тянуться к кому-то в минуту беды, извращать его добрые намерения? Если он мне помог, то нужно злоупотребить его добротой и потребовать тепла, которого мне как будто не хватает? Может быть, искренняя благодарность является основой глубоких чувств?».
Эм снова неосознанно посмотрела на дверь, хоть и знала, что Геральт не придет, как не приходил и раньше. Пятое колесо, лишний элемент в чужой истории. «Нужно найти свою, – решила Эм. – Нужно создать! Создать свою историю, в которой я буду не лишним, а главным звеном. И в этой истории должен быть тот, кто полюбит меня. А не тот, кто пытается помочь. А они... пусть будут счастливы».
Из глубоких размышлений ее вывел худой паренек с соломенными волосами. Он неуклюже взял ее руку в свою, попытался увлечь ее танцем. На Эм навалились музыка, топот, смех и гам. Люди жили, были здесь, рядом, счастливые, светящиеся, пьяные. У них было сегодня, сейчас, и в этот момент не было боли, войны, смерти и грязи. «Действительно, я – сумасшедшая! – Эм поправила свою странную прическу, улыбнулась пареньку. – Если есть только сегодня, то пусть оно пройдет в веселье!».
Общая атмосфера захватила ее, закружила, опьянила. Эм танцевала так, будто завтра больше никогда не наступит, отреклась от всех мыслей в голове и по-настоящему, отчаянно и сильно, отдалась безумству.
Эм лежала на кровати в небольшой комнатке и разглядывала очертания помещения. Бадью убрали, но воздух еще оставался влажным. Заснуть не получалось, несмотря на сильную усталость. Страх – вот что приходит после веселья, в темноте, в одиночестве. Страх и непонимание. Эм подумала о Кагыре. Забрал ли он к себе пышную мадам? Ей хотелось побыть с ним сейчас, поговорить, рассеять дурное состояние. Нормально ли это – обращаться к другому для того, чтобы скорректировать себя самого?
Эм встала с постели, накинула одежду и пошлепала по ледяному полу к комнате синеглазого. За дверью было тихо.
- Заходи уже, – послышался его приглушенный голос. – Не спится? Почему ты босиком? Запрыгивай ко мне, заболеешь.
Эм устроилась рядом с ним поудобнее, накрылась одеялом.
- Слушай, – зашептала она, – а это нормально – тянуться к другому, чтобы почувствовать себя лучше?
- Я не думаю, что это правильно. Но, пожалуй, нормально, по крайней мере, распространено. – Они помолчали. – Как его зовут?
- Кого? – удивилась Эм.
- Того, по кому ты так тоскуешь.
- А, это… Здравый смысл его зовут, – девушка глубоко вздохнула.
- Очень смешно. Было бы. Если бы не было правдой.
- Мне плохо, – Эм приподнялась на локте и посмотрела на друга. – Что мне делать? – Кагыр повернулся к ней.
- Почему тебе плохо?
- Я столько увидела, смерть, страдания. И это научило меня, что жизнь надо ценить, не играть с ней. Но мне очень страшно. Страшно, что я не знаю себя, не знаю будущего. Страшно, что мне очень не хватает кого-то. Боюсь физической расправы. Боюсь видеть мучения других.
- Это называется «человечность». Эмпатия, желание помочь. Сейчас тяжелое время. Тебе плохо из-за того, что ты пытаешься остаться человеком?
- Ты все так преподносишь вечно! Любишь выкрутить все. На этот вопрос я, конечно, отвечу «нет», но и состояние свое выносить не могу.
- Тогда не выноси, – синеглазый лег на спину и потянулся, словно кот. – Прими свое состояние, как нечто само собой разумеющееся. И увидишь, как тебе станет легче. Тогда сможешь его изменить.
- Тебе легко говорить, – буркнула Эм, подкладывая руки под голову.
- Что, по-твоему, может тебе помочь?
- Я бы хотела… – Эм снова перешла на шепот. – Я бы хотела, чтобы… Я бы хотела невозможного. Ничего я не хочу. Ты прав. Давай спать.
Вердэн оказался новой нильфгаардской провинцией. За все то время, пока Кагыр и Эм пытались пересечь это государство, им не удалось подойти близко к цивилизации. Помимо регулярных имперских войск, которые повсеместно находились на территории, опасность представляли и агрессивные местные, недовольные происходящим, не желающие мириться с чужаками на своей земле. Несколько раз Эм наблюдала начало кровопролитных ситуаций, жестокость, но поддавалась давлению Кагыра и не вмешивалась. Она не могла знать, правильно ли это, или нет, но мысли о том, что есть вещи, которые не имеют к ней отношения, куда она не имеет право влезать, утешали ее, успокаивали.
Она привыкла к Кагыру, к его братской заботе и мудрости. Он дополнял ее, давал ей ощущение безопасности, взывал к ее разуму. Но ее интерес к нему, как к мужчине, рос, и это очень расстраивало девушку. Нет, она не убегала и не отрицала этого интереса, как когда-то в лагере старца. Она просто грустила и пыталась осознать подоплеку такого к нему отношения. Возможно, именно это и необходимо было сделать в таких ситуациях раньше: понять, осознать.