Сага об Ингваре Путешественнике. Текст, перевод, комментарий

Е. А. Мельникова допускает, что при переработке на скандинавской почве рассказа о походе русского войска произошло естественное замещение образа главного героя – Владимира Ярославича – образом Ингвара, а Владимир занял место одного из его основных приближенных[379].

В саге нашла отражение, считает Е. А. Мельникова, и истинная конечная цель похода – Константинополь, упомянутый в произведении всего один раз, в финальной части рассказа об экспедиции Ингвара. В саге говорится, что после того как спутники передали тело погибшего от болезни Ингвара королеве Силькисив, они отплыли в Швецию. Лишь Вальдимар не пожелал пойти вместе с остальными, но на одном корабле поплыл своим путем в Константинополь[380]. Именно этот город, полагает Е. А. Мельникова, был целью вышедшей из Руси флотилии. Распространившаяся в войске болезнь и смерть Ингвара заставили дружину повернуть назад. Впоследствии отряд разделился: скандинавы ушли домой в Швецию, а часть войска во главе с Вальдимаром вновь направилась к месту своего назначения – в Константинополь[381]. Дополнительным аргументом в пользу предложенной локализации, считает автор исследования, служит приведенное в саге описание греческого огня, составлявшего военную тайну византийцев и применявшегося исключительно ими[382].

Еще одним подтверждением своей точки зрения Е. А. Мельникова считает значение топонима Serkland («земля/страна сарацин») древнескандинавских источников, в частности неопределенность территории, обозначаемой этим термином в средневековых текстах. Хотя наиболее часто он используется применительно к областям в Передней Азии и Северной Африке, автор полагает, что в более раннее время «он отчетливо связывается с территорией Восточной Европы»[383], не уточняя при этом, какие ранние древнескандинавские источники имеются в виду. Дальнейшая аргументация исследовательницы строится на информации самой «Саги об Ингваре», точнее, на имеющихся в историографии интерпретациях ее сообщения о продвижении отряда Ингвара по «большой реке», в которой разные авторы видели главным образом Волгу[384]. Придя к выводу о невозможности по «неопределенным указаниям» точно назвать реку, Е. А. Мельникова тем не менее считает, что ею должна быть «одна из рек черноморского бассейна», скорее всего Днепр – это «согласовывалось бы и с маршрутом экспедиции Владимира Ярославича, который спускался по Днепру»[385].

На основании исследования пути Ингвара автор сочла локализацию Серкланда в Поволжье или Прикаспии неправомерной, в частности потому, что в древнескандинавских памятниках существуют разные интерпретации этого названия, т. е., очевидно, сами скандинавы XI в. вряд ли имели четкое представление о том, где он находился. Подкрепляя свою мысль, Е. А. Мельникова отмечает, что топоним Serkland мог применяться к областям, расположенным значительно южнее и восточнее Руси, производящим шелк, но постепенно его значение переосмыслилось: он стал «обозначать вообще все мусульманские области на юге Европы и распространился на Малую Азию и Африку»[386]. Эта же точка зрения автора нашла отражение в первом выпуске «Скандинавских рунических надписей»[387].

К кавказской версии похода Ингвара вернулся в своем труде О. Прицак. Саму «Сагу об Ингваре», которую он датирует началом XIV в., автор считает недостоверным источником. Основное внимание в том разделе работы, где затрагивается этот памятник, уделено анализу сообщений рунических надписей (в частности, Up. 513, Up. 540, Söd. 179 и Söd. 279[388]), на которых он строит свои выводы о генеалогии Ингвара.