Засмотревшись на волосы — как же я люблю длинноволосых! Я не сразу обратил внимание на лицо и глаза. Не ребенок, сразу видно, хоть и молода. Широко распахнутые, серые глаза смотрели испуганно.
— Простите, господин, она у нас не так давно, не откормили еще, — попытался извиниться гоблин.
— Ничего, — я остановил его жестом, — так даже… — пришлось сглотнуть набежавшую слюну, — лучше.
Девушка на самом деле была худенькая. Конечно и грудь, и бедра при этом еле просматривались, но… Как же мне надоели эти орочьи тяжелоатлетки. Даже Гретта, моя Гретта, которую все считали «тощей», выглядела бы рядом любительницей пиваса и чипсов.
— Вам нравится?
Я взглянул на гоблина:
— И где мы могли бы… хм, уединиться?
— Вам ненадолго? Тогда проходите в эту дверь. Гретта, сопроводи гостя.
Девчонка, будто собираясь на голгофу сделала приглашающий жест:
— Пойдемте со мной, господин.
И первая шагнула в ту же дверь, за которой ранее скрылись мои друзья.
Вечером, мы вчетвером, плюс еще несколько пацанов отмокали в бане у Бенгты. Как оказалось, помимо бассейна с кипятком по соседству был такой же, но уже с холодной водой, текущей с ледников. Разогревшись, я иногда тренировал задержку дыхания. Если поплавать мне, не вызывая ненужных разговоров и слухов, не удавалось, так хоть потренить, как говорили фридайверы моего мира «статику», то есть задержку дыхания в статическом положении.
Си́ндри, испугавшийся первый раз, на второй поинтересовался: зачем это мне? Я ответил просто — нравится. Шустрик попробовал, просидел в воде с полминуты, и выскочил, отплевываясь и тяжело дыша.
— Ну тебя к брумингам, Асгейр, что в этом может быть хорошего?
— Чтоб не дышать как можно дольше, надо максимально расслабиться и выкинуть из головы все мысли. Твое тело, чем больше напряжено, тем больше нуждается в воздухе. И вот когда ты сумеешь расслабиться полностью, наступает момент, когда дышать тебе не хочется совсем. И это кайф!… В смысле — здорово.
— Не знаю, мне не здорово, — с сомнением заметил приятель, — вот когда девка тебя ублажит, и ты лежишь расслабленный на шкурах, вот это здорово. Вот это, как ты говоришь — кайф. А это что?
Но он же и придумал нехитрую схему, позволившую нашей компашке несколько раз поужинать за счет других смен. Простое пари — пролежит ли Асгейр под водой, пока он считает до ста? Потом до двухсот… Потом желающие спорить кончились.
В этот раз я тренил задержку дыхания в свое удовольствие.
— Ах вот как ты нас тогда на дороге выручил, — услышал я внезапно знакомый голос, когда вынырнул.
Помещение с холодным бассейном было все в клубах пара: приходилось шастать туда-обратно, согреваясь в горячей воде. Несмотря на холодостойкость орков, высидеть в ледяной больше одного погружения я не мог.
Я чуть не вздрогнул — Фритьеф!
Ветеран, в одиночку сидел в углу ледяного бассейна, видимо придя сюда до меня.
— Ну… — замялся я, — да. Давно научился. Вот…
— Поэтому и не наглотался колдовского дыма, — утвердительно закончил за меня он. — Что ж, повезло нам тогда, значит.
— Повезло, — кивнул я.
И почему я себя чувствую, будто поймали меня на чем-то предосудительном? Ну не ныряют орки, и не плавают, и что? Чтоб как-то перевести тему, я спросил всё о том же:
— Слушай, Фритьеф, мне вот никто так и не смог объяснить, может ты подскажешь?
— Говори, — милостиво кивнул тот.
— Вот скажи, это только сейчас парням, которых э-э-э… приняли в хольды…
— Признали хольдами, — поправил он меня.
— Ну да, признали. Так вот, это только в этот раз им не вручили ничего отличительного?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну как отличить хольда от… Да от дренга, например?
— Ты думаешь, нацепив какой-нибудь браслет или постригшись особым образом… — он покосился на меня, кивнул, — да, встречал я такие обычаи, у людей да у огров. Ну или привяжи себе на пятки шпоры из золота. Это такие… — начал объяснять он, но я перебил:
— Я знаю что такое шпоры. Отец рассказывал.
— Хорошо, — опять кивнул он, — значит память потихоньку возвращается. Так вот, ты думаешь воина узнают по цацкам?
— Нет? А… как?
— По глазам, Асгейр, по глазам. Обручье себе любой пастух купить может, или волосы выстричь, но воином он от этого не станет.
— Но он же может, ну не знаю, научиться биться на копьях, грести, ставить парус…
— И купив себе приметный браслет сказать, что он хольд?
— Ну… да.
— Нет, — Отрезал ветеран. — Я, да и любой на моем месте сходу видит, кто перед ним: вчерашний крестьянин или боец. Ты можешь уметь фехтовать лучше иного хирдмана. Рыбаки и охотники за морским зверем гребут не хуже нас. Но пока орк не прольет достаточно своей и чужой крови, взгляд у него не изменится. И он по-прежнему будет смотреть на этот мир глазами крестьянина.
— Но…
Фритьеф не дал мне сказать.
— Думаешь, как мы поняли, кто из вас достоин называться хольдом, а кто так и остался крестьянином, которого судьба занесла на драккар?
— Как?!
— По глазам да по взгляду. Присмотрись к своему приятелю, к Бьярни. Разве ты не видишь, что он смотрит совсем по-другому, чем когда пришел наниматься в лид?