«Морской ворон» наконец вышел на простор открытого моря. Позади река и подчистую разграбленная деревня, в которой больше не нашлось ни одного жителя. Зато добыча, по сравнению со всем, что брали ранее, впечатляла. Только из храма вынесли груду посеребрённой медной и настоящей серебряной посуды: чаши, высокие кубки, блюда. Нашлось там изрядно и высоких бронзовых подсвечников. Жезл старика в лиловой одежде, которого упорно называли то жрецом, то колдуном, оказался серебряным с позолотой. Забавный жезл: витая рукоятка в полметра длины, а на верху перечеркнутый круг. Заметив это, я почему-то вспомнил логотип охотников за приведениями, разве что выглядывающей из середины пухлой бабайки не было. Помимо того, нашёлся в храме и ворох такой же, как на покойнике одежды. Моди заявил, что одежда дрянь, а вот ткань, что на нее пошла можно отлично продать. Потом мастера из нее нашьют нарядов для наших женщин. Да и иные мужчины не прочь щегольнуть в чем-нибудь броском.
Из домов тащили недурственную посуду: медную, бронзовую. Железный инструмент, добротную одежду. Не забыли и продукты. В ближайшем к храму доме, принадлежавшем по видимому какой-то местной шишке, даже серебряные столовые приборы обнаружились.
Ну и конечно доспехи людей и оружие. Секира того людского берсерка была признана орочей работой. Все согласились, что человек такого сковать не мог. Нашелся даже один меч. Бо́лли продемонстрировал всем желающим клеймо «Вальберт».
— Да это же из Упланда! Где его раздобыли эти мерзкие земноводные? — ахнул Фре́ир.
Один глаз у него заплыл, на скуле красовался длинный багровый порез, правое предплечье замотано тряпками. Плохо замотано, видать сам себя перевязывал.
— А ты как думаешь? — сплюнул на землю Бо́лли и как следует наподдал по ребрам уже мертвого пожилого воина, с седой бородой и волосами.
— Смерть людям, — выдохнул Фре́ир покачивая головой.
Собрали все: копья, более-менее целые щиты, топоры, признаться дрянного качества. Собрали богатый урожай шлемов. Но самым ценным, на мой взгляд и еще целого ряда парней, были кольчуги. Нам достался целый десяток. Правда уже потом, перебирая трофеи выяснилось, что кольчуги заметно уступают тем, что носили Моди и Снор. И уж, конечно, не сравнить с Сигмундовой. Дело было в качестве проволоки, пошедшей на кольца. Но всё равно, прикинув, за сколько это можно продать, парни изрядно повеселели.
Погрузились. Оттолкнулись…
— В море? — посмотрел Бо́лли на Сигмунда.
— В море, — эхом откликнулся Фритьеф.
Но хольд демонстративно продолжал смотреть на братца. На мгновенье замешкался и Кнуд, и парни, уже усевшиеся на весла, замерли в ожидании команды.
— В море, — тяжко кивнул форинг, — нам нужен отдых. И у нас много раненых.
Много?! Да я бы сказал, что у нас дофига и больше раненых. В смысле — все, кроме Кнуда и Рерика с Хальфданом, остававшихся караулить корабль. Ну, кстати, на братце я тож не заметил серьезных каких-то ранений…
Эйнар и бедолага Торольв, которого угораздило уже во втором бою получить больше всех, лежали сейчас на палубе, без сознания. Невысокий, но очень мощный Торольв продержался весь бой, и только потом, на глазах у всех он как будто выключился: глаза закатились, ноги подогнулись и он, безвольным кулем, свалился на землю там же, где стоял. Что случилось с Эйнаром я не видел. Замотанный тряпками по груди и животу он лежал сейчас рядом с Торольвом и в беспамятстве постанывал.
Си́ндри позади меня пытался грести левой рукой, пока его не отстранил Кнуд и не пристроил наблюдателем. Правая рука у приятеля была накрепко привязана к телу, это уже я постарался, вспомнив всё, что видел в фильмах: чтоб рану в плече не беспокоить.
— Что это было, форинг?! — Бо́лли, не снимая рук с весла, замершего по команде «Суши весла!», повернул голову к Сигмунду.
Корабль замер в дрейфе выйдя из устья реки. Старшие задумались, что делать дальше.
— Ты про что? — поинтересовался сидящий под носовым штевнем братец.
— Я про выходку твоего ближника, — Бо́лли кивнул на Фритьефа, — из-за него мы сегодня могли бы все погибнуть.
— Мы каждый день можем погибнуть, Бо́лли, — ледяным голосом проговорил Фритьеф, — ты…
— Подожди, Фритьеф, — остановил его властным жестом Сигмунд, — у хольда кажется претензии к его форингу? Так я слушаю, продолжай.
— У меня нет претензий к тебе, форинг, — «отыграл назад» волосатик, — у меня был вопрос.
— Повтори вопрос, хольд, я был занят размышлениями над дальнейшим планами, и возможно не понял его.
Хороший ход, оценил я, впрочем чему удивляться: Сигмунд сын Йоргена, а тот неплохой хозяйственник, и давно управляется с наемными работниками. Думаю, споры и претензии в этой работе не редкая забава, так что у сынишки была возможность набалатыкаться.
— Я спросил, что произошло во время боя перед домом бога людей. Твой ближник смял наш строй, буквально раскидал его. И если бы люди в этот момент атаковали… — Бо́лли попытался выдержать трагическую паузу, — многие из здесь сидящих уже бы отправились с валькириями.