Сага про золотого цверга. Дилогия

– Не знаю, – пожал плечами Дзимбээ. – В худшем случае – да. Но они могли не успеть провести все анализы, и тогда у нас есть шанс. В любом случае времени у нас мало, можно считать, его совсем нет, выступление должно начаться немедленно. Мы должны как можно быстрее известить руководство, и никто не справится с этим лучше, чем Сингх. Иван, ты понял?

– Да, – кивнул Иван, – я понял, я не буду наказывать Сингха. И зачем только я ввязался в эту революцию?.. Дзимбээ повернулся к Рамиресу.

– Давай, Джон, – сказал Дзимбээ, – иди к Сингху, скажи ему, что все под контролем, он может не опасаться удара в спину. Это ведь он тебя послал?

Рамирес сморщился и пошел в свое купе, ничего не сказав. В этот момент он понял, что его авторитет среди друзей и коллег потерян окончательно, причем не из-за чьих-то козней или какого-то неудачного стечения обстоятельств, а по вполне объективным причинам. Дзимбээ был прав, у Рамиреса не получается хорошо делать грязную работу, а сейчас начинается самый сезон для грязной работы. Да, наступает время таких, как Дзимбээ и Сингх, а время таких, как Джон Рамирес, наступит гораздо позже. Но наступит ли это время, если в результате революции к власти придут люди, похожие на Абубакара Сингха? И стоило ли начинать такую революцию?

2

Комплекс зданий “Уйгурского палладия” появился из туманной дымки в самый последний момент, когда машина сбросила скорость почти до нуля. Якадзуно никак не мог привыкнуть к тому, что управление автотранспортом на Деметре ведется главным образом по приборам, ему казалось диким, как можно ехать со скоростью пятьдесят километров в час в густейшем тумане, похожем на разлитое молоко. Впрочем, когда он только прибыл на Гефест, ему тоже было трудно научиться сажать попрыгунчики на подземные посадочные площадки, входные отверстия которых с большой высоты выглядели как булавочные проколы в каменной коже планеты. А потом ничего, привык.

Дэйн что-то сделал со своей мобилой, и в бетонной стене, казавшейся монолитной, раскрылись ворота. Скрипа почти не было слышно, вой пропеллеров заглушал все звуки.

Машина пересекла внутренний дворик, зависла над посадочной площадкой и медленно опустилась на пластмассовые плиты. Якадзуно уже знал, почему посадочные площадки здесь делают из пластмассы – более привычные строительные материалы разъедает местная микрофлора. Стены и заборы здесь покрывают специальной полимерной пленкой, отпугивающей бактерии, а посадочную площадку этой пленкой не покроешь, потому что шасси машин и ноги пассажиров протрут ее до дыр за считанные дни. Вот и приходится ходить по пластмассе, как будто на одной отдельно взятой планете сбылось обещание корпорации “Лего” построить из детского конструктора целый мир.

Подоспевшие грузчики вытащили из багажника коробку с золотым цвергом и, вполголоса ругаясь, поволокли ее в кабинет Дэйна. Вначале Якадзуно хотел настоять на том, чтобы статую тащили они сами, без посторонней помощи, но потом скрепя сердце согласился с Дэйном – незачем привлекать к этому грузу повышенное внимание.

Следующие полчаса Якадзуно, Ибрагим и Рональд занимались тяжелой и изматывающей рутинной работой – пересыпали содержимое внутренностей цверга в тяжелые металлические емкости для геологических образцов. Это было не так просто, как может показаться: пересыпать почти пятнадцать килограммов порошка через крошечную дырочку в тяжеленном сосуде – занятие долгое и утомительное.

По ходу дела Ибрагим рассказывал то, что знал о сто двадцатом элементе.

– Я не особенно силен в ядерной физике, честно говоря, я в ней совсем не разбираюсь. В детстве я одно время увлекался научно-популярными книжками, да еще потом, когда уже работал здесь, было одно дело, связанное с незаконной конкуренцией. Попалась, кстати, ваша компания, тогда пришлось освежить знания… в общем, кое-чего по верхам я нахватался…

– Короче, – перебил его Якадзуно. – Вы – не очень квалифицированный специалист, это мы поняли.

– Да, – подхватил Ибрагим, – я совсем не квалифицированный специалист. Но ближе к делу. Каждое атомное ядро имеет множество разных характеристик, и одна из них называется “энергия связи”. Самая большая энергия связи у ядра железа, у других ядер она меньше. Энергия связи тем меньше, чем ядро легче и чем оно тяжелее.

– Как это? – не понял Якадзуно.

Ибрагим поставил на место статую, которую только что поднял, чтобы высыпать очередную порцию порошка, и нарисовал в воздухе кол околообразную кривую.

– Вот так, – сказал он. – Максимум достигается в районе железа, минимум – на концах таблицы Менделеева. Понятно?

– Понятно.

– Так вот. При ядерных реакциях, когда одно ядро превращается в другое, энергия связи либо поглощается, либо выделяется. Если два очень легких ядра объединяются в одно более тяжелое, лишняя энергия выделяется в виде тепла.

– Стоп! – перебил Ибрагима Якадзуно. – Я так понимаю, что если энергия связи тяжелого ядра больше, чем у двух легких ядер, то при синтезе энергия должна не выделяться, а поглощаться.

Ибрагим задумался.