Поначалу Рамиресу казалось, что вечеринка удалась на славу. Собрались все: Рамирес с Галей, Дзимбээ с Девой, Иван и Ши Хо сами по себе. Собрались в доме Рамиреса, Галя проявила себя хорошей хозяйкой, стол буквально ломился от блюд, как будто никакой революции и в помине не было. Вначале Рамирес даже испытывал некоторое неудобство – народ Деметры не то чтобы голодает, но испытывает временные трудности, а они тут устраивают настоящий пир. Но, с другой стороны, они сделали для революции достаточно, чтобы позволить себе немного расслабиться. Если те, кто нашел на Гефесте самое страшное оружие за всю историю человечества, не могут позволить себе выпить и расслабиться, то какое, к черту, светлое будущее можно построить в такой стране?
Они посидели, выпили, закусили, а потом настало время задушевного разговора. Разговор както сам собой переключился на недавнее убийство Сингха.
– Собаке собачья смерть! – неожиданно выступил Иван.
Амброзия на него подействовала необычно сильно, он был пьян, глаза блестели, язык заплетался, в каждом жесте проявлялось нездоровое возбуждение.
– Всетаки бог есть, – продолжал Иван. – Я всегда говорил, что ему еще отрыгнется то, что он устроил на Гефесте. В смысле, не богу отрыгнется, а Сингху. Правильно сказано в Евангелии – не судите, да не судимы будете. Он вот начал судить, и его тоже осудили, причем тем же самым образом, что и он нас.
Рамирес аж задохнулся от таких слов. Он уже открыл рот, чтобы дать достойную отповедь наглецу, но его опередил Дзимбээ.
– Ты неправ, Иван, – спокойно, но веско сказал он. – Я в свое время интересовался христианской мифологией, я еще помню коечто из твоего любимого Евангелия. Кто без греха, пусть первый бросается камнями. Каждый из нас время от времени совершает поступки, за которые приходится раскаиваться.
– Ни черта себе поступок – заказать убийство собственных братьев!
– Да, он виноват, но он признал свою вину и искупил свою ошибку трудом на благо революции.
– Это не ошибка, это преступление!
– Любое преступление – ошибка, а не ошибается только тот, кто ничего не делает. Знаешь, сколько Сингх сделал для революции?
– Не знаю, – вызывающе заявил Иван.
– И не узнаешь, пока не придет время. Пока просто поверь на слово, убийство Сингха – страшный удар для нашего дела.
– Ничего, ты справишься.
– Я стараюсь, но это труднее, чем кажется. Да, Сингх был тот еще тип, но он был настоящим профессионалом. Я никогда не смогу его заменить.
– Почему же не сможешь? – ухмыльнулся Иван. – Еще как сможешь! Давай прямо сейчас позвони, кому надо, и меня не станет, а ты его понастоящему заменишь. Во всех отношениях.
– Ассенизаторам больше не наливать, – произнесла Дева, безразлично глядя в пространство. Это оказалось последней каплей.
– Да, я ассенизатор! – заорал Иван. – Вы все такие крутые, мать вашу, сливки общества, а я простой ассенизатор, пролетарий, дерьмо под вашими сапогами! Но из такого дерьма и складывается наша сила! Стоит вам один раз ошибиться – и все это дерьмо превратится в лед, и вы все на нем поскользнетесь и вся ваша долбаная революция кончится и наступит полный конец всему!
– Что ты несешь… – возмутился Рамирес, но Иван прервал его истеричным воплем:
– Заткнись! И вы все заткнитесь! Вы как слепые, смотрите по сторонам, но ни черта не видите. О чем мы все мечтали там, на Гефесте? Мир, дружба, счастье, единение, любовь, где все это? У меня работают мобилизованные, вы хоть знаете, что такое мобилизованные?
– Мой отец был мобилизован, – подала голос Галя.
– Был? Конечно, был! А он теперь где? Твой богатый кобель подарил ему уютный домик вроде этого, так ведь? А ты знаешь, в каких домах живут мобилизованные?
– Мой отец жил в двухкомнатном щитовом домике, в котором ютилось десять человек, – спокойно сказала Галя. – Там был один совмещенный санузел на обе комнаты и не было ни одного компьютера.
– А сколько компьютеров у него сейчас?
– Ни одного. Он мертв.
Иван так и застыл с открытым ртом.
– Мой отец был на той стройке под НьюМайами, которую сожгли ящеры, продолжала Галя. – Ты зря так ругаешься, мы прекрасно знаем, как живут простые люди. Мы просто не устраиваем истерику по этому поводу.
– Помнишь, что мы говорили на Гефесте? – вклинился в разговор Рамирес. – Будет хорошо, если мы пожнем первые плоды революции лет через двадцать. А ты хочешь, чтобы всеобщее счастье наступило через три месяца. Так не бывает, Иван.