Сага смерти. Мгла

– Ну да. Может, у них такой же естественный дарвиновский отбор, как у живых организмов. Сильные пожирают слабых, но и сами при этом меняются… Не знаю, короче. Отдышался? Пошли. Выдры, наверное, сейчас станут расползаться по территории, незачем на открытом месте торчать.

– Идем вон к тому цеху, – решил Никита. – Это то самое, высокое, про которое я говорил. Все равно мы хотели на крышу залезть и осмотреться, гаражи поискать.

– Это ты хотел, – возразил я. – Ладно, идем быстрее, темнеет уже.

Мы стали спускаться по склону, настороженно оглядываясь. Выдры не появлялись, люди тоже.

Внизу стена цеха была глухой, лишь на третьем этаже начинался ряд решетчатых окошек без стекол. Мы пошли в обход.

– Вроде потрескивает что-то, – сказал Пригоршня через несколько шагов, когда до угла здания оставалось всего ничего.

По двору расползлись тени, стало прохладней – близился вечер. Судя по всему, нам предстояло заночевать на этом заброшенном заводе.

Завернув за угол, Никита хрипло прошептал:

– Мать моя Зона…

Между складом и трехэтажной кирпичной башней, стоящей возле заводского корпуса, протянулась воздушная паутина. Такую большую я еще не видел, она напоминала облако, спустившееся с неба и повисшее между домами, низко над асфальтовым двориком. Я даже не сразу признал в ней порождение Зоны, ставшее за последние дни хорошо знакомым, – нити имели непривычный синеватый оттенок.

К тому же обычная паутина не опасна, она лишь жжет кожу, если к ней прикоснуться, но не более. А эта…

– Ты видишь то же, что вижу я? – спросил Никита.

Я видел. По краям аномалию усеивали слезы мрака, на середине они собрались в черный маслянистый шар метрового диаметра. Из него торчала нижняя часть тела. Человек был жив: его ноги двигались, хрустя облепившими голени синими нитями.

– Да он же идет! – понял Никита.

Мужчина действительно пытался идти – шагал, не двигаясь с места, как марионетка, запутавшаяся в нитях.

– Что-то там в этом шаре поддерживает его жизнь, – сказал я. – По крайней мере на чисто физиологическом уровне.

Человек висел высоко над потрескавшимся асфальтом, в самом центре паутинного кокона, достать его не было никакой возможности. Пригоршня сказал:

– Не добраться нам до него никак.

– И не надо, – ответил я. – Пусть висит. Ты ж на крышу хотел?

– Ага, вон тем путем…

Вдоль стены корпуса до самой крыши тянулась железная лестница. Я покачал головой.

– Она простреливается со всех сторон.

– Да кому тут по нам стрелять?

Я глянул на него, и Никита почесал шрам на лбу.

– Ну ладно, ладно. Тогда вон видишь трубу?

Метрах в десяти над асфальтом от вершины кирпичной башенки к цеху шла труба-коридор с узкими окошками. Напарник стал пояснять:

– В башне была мастерская, ну и еще начальники бригад там сидели скорее всего. А на верхних этажах – раздевалки. Коридорчик этот – чтоб работягам не надо было спускаться, и они могли сразу в цех пройти и с энтузиазмом за работу взяться. Так вот давай в башню, по коридору тому – и в цех.

– Зачем нам в цех?

– Затем, что там наверняка несколько лестниц на крышу ведут. Такие, которые не простреливаются.

– Кто его знает, что в том цеху, – неуверенно возразил я.

– Химик, вечер уже! – повысил он голос. – Надо подняться и оглядеть окрестности, прежде чем на ночлег устраиваться, а ты тормозишь.

Потому что мы на незнакомой территории. А к башне этой воздушная паутина прицепилась, да еще и странная какая-то…

Паутина снаружи, а мы внутри пойдем. Не боись, нормально там поднимемся. Идем, короче.

Я беспокойно озирался. Вокруг все неподвижно, тишина, лишь жертва огромной слезы мрака, повисшей в хитросплетениях паутины, однообразно двигает ногами, хрустят протянувшиеся от них нити. Интересно, что видят глаза этого несчастного? Если вообще видят что-нибудь…

Мы подошли к башне. Никита опустился на одно колено сбоку от двери, вдохнул и резко повернулся, выставив в проем ствол. Я пригнулся с другой стороны, вытянув руку с пистолетом.

– Никого, – тихо сказал он.

Взгляду открылся полутемный предбанник. Слева – дверь с покосившейся латунной табличкой «КОМНАТА БРИГАДИРОВ», впереди лестница, справа проем. За ним виднелось помещение, где стояли станки. Один из них работал.

– Это мастерская там, – сказал Никита. – Слышишь, гудит?

Входить не хотелось, но все же мы прокрались к дверям мастерской. Станки стояли двумя рядами, все неподвижны, кроме одного, в котором крутилось, повизгивая, длинное сверло. Оно будто наматывало на себя воздух, закручивая в мастерской большой ленивый смерч. Сунувшись внутрь, я ощутил постоянный ровный сквозняк, некоторое время прислушивался к внутренним ощущениям, затем попятился вместе с Никитой. Черт его знает, что означают этот сквозняк и этот станок, который, кажется, даже ни к чему не подключен. Может, ничего опасного, а может, и наоборот.

Медленно водя стволом автомата из стороны в сторону, напарник добрался до лестничной клетки, подался вперед, заглядывая.

– Нормально, Андрюха. Идем.

Я нагнал его, мы стали подниматься по ступеням. Миновали второй этаж с раздевалками – и посреди третьего лестничного пролета Никита ахнул.