Сага Смерти. Мгла

Выйдя наружу, мы переглянулись. Никита вновь осмотрел периметр крыши, я же влез на будку, встал во весь рост, широко расставив ноги — ветер усилился, — и медленно повернулся кругом. Тишина, ночь, мерцают блеклые огни, светит прожектор на другом конце городка. Зона раскинулась вокруг чернильным озером, огромным и опасным.

Когда Никита вернулся, я спрыгнул и опять залез в будку.

— Химик! — позвал он, но я не ответил. Собрал часть тряпья, сделал лежанку, улегся и закрыл глаза.

— Андрюха! — Он сунулся внутрь.

— Ну?

— Пути вниз нет!

— Да ты что? То-то я гляжу: пути-то вниз нет…

— Смеешься?! — окрысился он. — Тебе все издеваться! Мы спуститься не можем, понимаешь?! Застряли! Вообще никак — нигде ни лестницы, ни черта!

— Да понял я, понял, — сказал я. — Плакали наши задницы.

— Не, ну не помирать же тут с голоду! — Он полез внутрь, зацепился курткой за ржавую петлю, выругался сквозь зубы.

— Спать надо, — сказал я. — Утро вечера, может, не мудренее, но хотя бы светлее.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ

1

Меня разбудил голос напарника.

— Химик, подъем, быстро! Посмотри, что там.

— Что-то опасное?

— Да, да, очень!

— Круто.

Я перевернулся на другой бок, зевнул и закрыл глаза. Никита всегда был ранней пташкой, а я люблю поспать, хотя в Зоне обычно не очень-то разоспишься. А он как бы ревновал к этой моей способности сладко дрыхнуть по утрам и из вредности разными способами пытался разбудить.

— Нет, ну ты погляди!

Раздались быстрые шаги — он пошел прочь от будки.

— Химик! — донеслось вскоре. — Сюда, говорю, иди!

Морщась, я сел, протер глаза. Утренний свет лился в проем, из дыры на месте лестницы шел сквозняк. Я достал сухарь, съел и запил водой из фляги. Встал, помахал руками, несколько раз присел, разминаясь, глянул на часы: половина восьмого. Ночью я снял кобуру с «файв-севеном», она мешала спать, теперь нацепил ее опять и выглянул, щурясь. Напарник лежал у парапета, свесив голову, и смотрел вниз. Автомат рядом, чтобы можно было быстро схватить и открыть огонь. Солнце только встало, небо чистое, серо-голубое, ветерок прохладный дует… хорошее утро, безмятежное, ясное.

Вот только спина у Пригоршни очень уж напряженная. Хотя прямой опасности для нас нет, иначе у него голос был бы другим, да и вообще — он бы меня за шиворот наружу выволок. Оглядевшись, я перебежал от будки к нему, лег рядом и выглянул из-за парапета.

— Что там… Ох ты ж! Мы что, спали возле гнезда шатунов?

Так и есть, хотя правильнее было бы сказать не «возле гнезда», а «над гнездом». Я присмотрелся к фигурам, которые медленно ходили между заводскими корпусами, и спросил:

— Ну и чем они заняты?

Вместо ответа Пригоршня положил на парапет бинокль, отполз от края и сел на корточки.

— Рука затекла, — пожаловался он. Порыв ветра заставил напарника упереться ладонью в бетон. — Чем заняты? Да тем же, чем и обычные люди. Спят, едят, овощи выращивают, трахаются…

— Что, и последнее тоже?

Он ухмыльнулся.

— Нет, это я так, к слову пришлось. Никогда не видел, чтобы шатуны чем-то таким занимались.

— Ну, женщина-двойник может рожать, — сказал я. — Физиология-то у них прежняя, только с мозгами что-то не то.

— Наверное. Да только я ни одной беременной среди них не видел.

— Так ты вблизи их и не рассматривал.

— Почему это? А в подземелье том, где мы с Болотником…

— Это когда было? Тогда вы встретили первые образцы, недоделанные. Эти, — я ткнул пальцем вниз, — совсем другие. Апгрейд, про-версия, можно сказать…

— Какая версия?

— Усовершенствованная. Ладно, не важно. Так, говоришь, овощи выращивают?

— Ага, смотри. — Он опять подполз к краю и показал вправо. — Видишь, огородец там у них? И где-то еще наверняка есть.

На стене склада висела облупившаяся табличка с надписью крупными буквами: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ, неподалеку стояли поддоны с кирпичами. Асфальт рядом взломан, видна земляная проплешина, расчерченная ровными (мне показалось — идеально, неестественно ровными) грядками. Над ними склонились две фигуры.

— А вон артефактов несколько, — как бы невзначай добавил напарник, показывая вперед.

Я оглядел крыши.

— Где?

— Да вон, на бункеровочной, где ночью светилось, помнишь? Это они и светились. Возле конвейера, заметил его?

Еще бы мне было его не заметить. Квадратная дощатая труба с запыленными окошками, за которыми едва виднелась резиновая лента на валиках, шла вверх от крыши соседнего цеха — наискось, под углом градусов сорок пять к земле. Заканчивалась она метрах в двадцати над бункеровочной, верхушку с бетонной крышей соединяла вторая труба, вертикальная.

Отодвинувшись от края, я выпрямился во весь рост. Вгляделся, ладонью прикрыв глаза от ветра. Вокруг распростерся мир крыш — серые бетонные поля, пустынные и молчаливые. Суховей нес по ним песок, смешанный с цементной пылью.

— Ну и где они? — спросил я. — Где твои артефакты?

— Тебе очки надо. Слышал про них? Хорошо помогают, особенно если надеть.

— Остряк, остряк, — похвалил я. — Молодец, сумел пошутить. Натужно немного, но ничего, терпимо. Так где они, не вижу… А!